Домик пасечника Александра - старое кирпичное строение с огромным ухоженным участком - стоял на взгорке. И я почему-то подумала: "А как, интересно, этот человек поливает грядки с помидорами? На этот участок вода из центрального поселкового арыка не поднимется, слишком высоко, на метр, минимум, выше, чем у других хозяев, огород".
Решила спросить об этом Александра, если тот окажется разговорчивым, а то ведь люди всякие бывают.
Бывают всякие, а такого человека я встретила впервые. Постучав в невысокие ворота, я через пару секунд услышала крик:
- Открыто, входите!
Пошла по дорожке, ведущей от ворот к крыльцу, и вслед за мной лениво поперся огромный белый тобет, собака местной казахской породы. Пес был такой большой и добродушный, что, дойдя со мной до крыльца, лег перед скамейкой, поставленной у входа в дом для гостей, на спину и подставил пузо – чесать.
- Высшее проявление доверия животного к человеку, - сказал на это Александр.
И представился попросту:
- Шура.
Я попросила принести мне литровую банку меда, Шура кивнул на деревянный круглый столик в саду, на котором стояли банки, баклажки, бутылки с медом:
- Выбирай.
Я с удовольствием понюхала и попробовала мед десятка, наверное, сортов, потом выбрала самый, на мой взгляд, душистый, с резковатым запахом и приятным послевкусием, но почему-то зеленоватый на цвет. Александр мой выбор одобрил:
- Это с речного растения куги мед, не каждый год бывает.
И только протянув мужчине деньги за мед, я вдруг увидела, что у него нет кистей обоих рук. Замешкалась, смутилась, а Шура улыбнулся и сказал:
- В карман рубашки мне положи. И пойдем чай пить.
А чай кипел в котелке на таганке, прямо в саду на светлом пятачке под старой грушей. Стоял сентябрь, было уже не жарко, и горячий зеленый чай с позапрошлогодним, уже окаменевшим, почти белым медом, казался просто божественным напитком.
"Ты себя не на мусорке нашла" - история одного предательства
Шура ловко справлялся с кружками, ложками. Что-то брал зубами, другие предметы прихватывал, используя интересное приспособление – металлический браслет с шипами разной длины и крючками, надетый на запястье правой руки. Заметил, как я наблюдаю за его движениями, широко улыбнулся и пожал плечами:
- Я только шнурки сам завязывать не умею, а, так - проблем нет. Но обуви на липучках, калош и валенок сейчас в продаже море.
Я осмелела и спросила его, всегда ли он был без рук.
- Нет, - просто ответил Шура. – Без рук я всего шестой год. В 40 лет потерял обе кисти. Раньше все было нормально. Хотя… нормально стало сейчас. Без рук жить можно, без мозгов было нельзя.
Шура родился не в том селе, где живет сейчас, раньше он жил в райцентре в родительском доме у железнодорожного полотна.
- Круглые сутки слышно стук колес проезжающих мимо составов, - вспомнил он. – Так к этому привыкаешь, что где-то в тихом месте уже уснуть не можешь.
Выйти замуж за грузина и понравиться его родителям - история виртуального знакомства
Работал Шура на стройке штукатуром. В советское время зарабатывал неплохо.
- И женился на соседке Любе я в начале 90-х, - рассказал Александр. – В самое тугое для молодежи время. Работу многие потеряли, детишек кормить нечем, а у нас с Любаней подряд две дочки родились. Я все время был на каких-то шабашках, людям штукатурил сараи, красил стены, сколачивал собачьи будки и туалеты. Часто заказчики проставлялись, почему-то считается, что работяге по итогу работы обязательно нужно выставить бутылку. Мол, закончил дело, теперь и выпить можно. Так и стал пить горькую. Сначала раза по три в неделю, потом каждый день. И даже тогда, когда "добрых" людей, угощающих водкой, не было, пил.
Когда жизнь в стране выправилась, Люба устроилась на работу, на почту. Разносила корреспонденцию да пенсию старикам и старушкам. Дочки четы выросли, в школу пошли. А Шура все страдал алкоголизмом.
Очнись, она не та блондинка! История с непредсказуемым финалом
- Даже наслаждался им, ибо затянуло беспросветно, - рассказал пасечник. – Мне уж и на работу было наплевать, есть шабашка – хорошо, нет, ну и бог с ней. Заметил раз, что девочки, Соня и Катенька, стали меня стесняться, говорили, что на улице их дочками алкаша дразнят, такое зло взяло. И нет бы остановиться, а я стал оправдываться, мол, мало ли пьющих мужиков в мире, и у многих дети. Не валяюсь же на улице, всегда домой прихожу. Приползаю…
Катерина с Софьей рано замуж вышли, как Шура говорит, "сбежали из отчего дома".
- Да и что им дома могло нравиться, когда мать в вечной истерике из-за того, что отец каждый день пьяный, - говорит Шура. – К тому же я становился все злее, придирался к домашним, материться начал, хотя раньше бранных слов не употреблял. Норовил их, правильных, обидеть больнее, ни жена, ни дочки мои спиртного никогда капли в рот не брали.
И однажды Люба пьяного Александра домой не пустила.
- А я как раз с рыбалки вернулся, продрогший, голодный, бухой, - вспоминает он. – Стучал в дверь, стучал, да так и уснул на крыльце в валенках и тулупе. Зима была, когда утром меня спящего беспробудно на крыльце нашли, тело под бараньим тулупом еще не успело насквозь промерзнуть, и ноги ничего, отошли с мороза, когда врачи меня забрали без сознания в больницу. А руки отморозил, и, что обидно, рукавицы-то были в карманах.
Жизнь продолжается, или Как Даша нашла на улице ребенка
Отняли у Шуры хирурги обе помороженные кисти.
- Соня с Катенькой в больницу ко мне примчались, наплакались у моей постели, а потом посоветовали "в интернат для калек записаться", - рассказывает Шура. – Вот, получается, до чего я допился, родные дочери не хотят за мной ухаживать.
После больницы вернулся Александр домой, в интернат не захотел. Оформил пенсию по инвалидности. Поселился не у жены, которая, пока он лежал в больнице, подала на развод и раздел имущества. Взял к себе Шуру его дядька по отцу, пасечник. С условием, что пить больше племянник не станет.
- Да, мне больше и не хотелось, - рассказал Шура. – Дядька, большой умелец, сделал для меня этот железный браслет, чтобы я научился себя обихаживать. Хотя бы себя. А я быстро научился не только по дому управляться, но и на пасеке помогать. В общем, зажили мы душа в душу с дядей Толей, все, что у меня есть, от него досталось. Свой дом со всем имуществом я жене и дочкам оставил. Чего там делить?
Одиночки знают цену материнства, или У Бога для каждого счастья отмерено
Дядя Толя умер через три года после того, как Шура остался без рук и поселился у него.
- Я в наследство его жильем да скарбом вступил и принялся хозяйствовать самостоятельно, - рассказал Шура. – Местные парни с пасекой помогают, да дров привезти, порубить. Я им медом плачу или с инвалидной пенсии немного денег даю. Все остальное сам. Я же здоровый, только рук не хватает. И ничего уже не исправишь. Иногда кажется, что ладони чешутся. Где они, те ладони?
- К Любе вернуться не хочешь, - спрашиваю, - отношения наладить? Ты же больше не пьешь?
Шура отмахнулся:
- Да, она ж замужем уже! И снова за пьющим. Как проклятье над бабой.
И, что интересно, у меня - женщины с руками, ногами и в принципе, здоровой - эмоций от общения с Александром море, но нет ни жалости к нему, ни изумления его рассказом. Оттого, наверное, что у моего собеседника в интонации ни жалости к себе, ни сожаления о том, что вот так все случилось. Сам виноват – сам расхлебывает.
А у меня же остался вопрос, как он помидоры на грядках на участке на взгорке поливает?
Александр засмеялся и говорит:
- У меня на наделе капельное орошение, трубки по всему участку, а воду раз в день в бочки, что стоят на солнышке и в трубки ее подают, насосом закачиваю. Когда рук не стало, Лялечка, голова варить начала. Хочу сделать многое, но сначала покумекать приходится, как.
