АЛМАТЫ, 27 янв — Sputnik, Анна Платонова. В воскресенье, 27 января, исполнилось 75 лет со дня полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Блокада Ленинграда продолжалась 872 дня, все это время немецкие войска вели непрерывные артиллерийские обстрелы. Однако основным оружием врага стал голод населения, который был призван сломить сопротивление ленинградцев. За неполных три года по разным подсчетам погибли от 550 тысяч до 1,5 миллиона человек.
Сейчас в Алматы живут около 50 блокадников. В их числе — профессор, доктор медицинских наук, заслуженный деятель Казахстана, врач-эндокринолог Михаил Ефимович Зельцер. Он родился в Ленинграде, здесь пошел в школу и окончил университет. Алматы стал для него вторым родным городом, как и многих других блокадников, которые отправились в Казахстан в послевоенные годы.
Лепешки из сапожного клея и оладьи из картофельной кожуры
Восьмого сентября 1941 года фашистские войска замкнули кольцо сухопутной осады вокруг Ленинграда и прилегающих к нему территорий. Это произошло в канун 11-летия нашего героя. Михаил Ефимович отчетливо помнит первые блокадные дни.
"В нашей семье быстро начались трудности с продуктами питания. Картофельные кожурки, которые мы раньше выбрасывали в мусор, бабушка собирала, вычищала и делала из них оладьи, которые на удивление казались вкусными", — вспоминает профессор.
Каждое утро он ходил в школу, которая была бомбоубежищем.
Всегда хотелось есть, на переменах с одноклассниками мы мечтали и одновременно спорили: если бы заставить несколько столов едой, смогли бы мы все съесть или нет. Большинство утверждало, что смогло", — продолжает наш герой.
Занятия в школе продолжались три месяца, а затем всех одолел голод, от бессилия многие не смогли посещать уроки.
Первые бомбардировки начались в конце сентября.
"Разрушился дом по соседству, мы с друзьями побежали смотреть: одна стена уцелела, помню висящие на ней велосипед и часы…", — говорит Михаил Зельцер.
Бомбежки становились все чаще, противный вой сирен и голос диктора по радио "Воздушная тревога" все больше навевали страх на жителей. Маленький Миша с приятелями дежурил на чердаках. По рассказам друзей, с крыш домов юнцы сбрасывали так называемые "зажигалки" — немецкие зажигательные бомбы.
В один из дней над городом образовалось огромное дымное зарево — это горели Бадаевские склады, где хранились основные запасы продовольствия. После пожара по карточкам стали выдавать обожженный сахар, а в книжных магазинах дешево можно было купить слегка обгоревшие книги.
Все чаще в своих снах Михаил Зельцер видел еду. Его голодная мечта вдоволь наесться сопровождала его и наяву. Стоило ему закрыть глаза, как тут же очень четко возникала перед глазами горбушка черного хлеба и кусок сала.
"Мои бабушка с дедушкой были глубоко верующими людьми, которые не ели сало никогда. Я помню, это была зима, к нам приехал домой мой дядя, который служил на фронте. Он привез с собой небольшой шмат сала. Нам с братом досталось по кусочку, мы его долго жевали, растягивая удовольствие. А моя бабушка его пробовать не стала, так как по религиозным канонам его нельзя было есть. Тогда я не совсем понимал ее, но по прошествию многих лет я понял, насколько она была сильной и мудрой женщиной", — вспоминает Михаил Зельцер.
Декабрь 1941 года начался с сильных холодов. В доме не было света, воды, не работала канализация. По вечерам жители Ленинграда обогревали квартиры буржуйкой, многие топили дрова предметами мебели.
В середине декабря основными лакомствами для семьи Михаила Зельцера стал клей, из которого варили студень и жарили лепешки.
"Сапожный и столярный клей были нашим лакомством. Один из братьев мамы работал шофером, ему разрешили мести пол на мельнице. И три четверти сора и четверть муки — тоже была наша еда", — рассказывает Михаил Зельцер.
Запоминающийся Новый год
В последние дни 1941 года маленький Миша уже практически не вставал с кровати. За несколько дней до Нового года в гости к нему пришла его учительница и позвала его на праздничный утренник в школу. Понимая состояние своего ученика, педагог пообещала, что там его накормят и вручат подарки.
"Это был большой стимул для меня. Я поднялся с постели и пошел в школу. Она находился в нескольких кварталах от меня", — вспоминает профессор.
В актовом зале стояла большая елка, а возле нее играл баянист. Дети закружились в хороводе, напевая песни.
"Преподаватель сказала правду: нас накормили какими-то котлетами с зеленью, видимо, это была крапива. С собой нам дали армейский паек и большую плитку американского шоколада. Сказочное богатство по тем временам. Я был вне себя от радости и окрыленный отправился домой", — говорит Михаил Ефимович.
Голод, инфекции и смерть
Начало 1942 года было самым трудным для блокадного Ленинграда. Нормы выдачи хлеба вновь были снижены. Дети и иждивенцы получали по 125 граммов в день, рабочим полагалось по 250.
Голод косил людей. Во дворе дома, в котором жил Михаил Ефимович, была расположена больница скорой медицинской помощи. Каждое утро, открывая глаза, маленький Миша направлялся к окну и видел там несколько умерших тел.
"Люди из последних сил пытались добраться до врачей в надежде на их помощь. Но силы заканчивались на входе в здание. Люди умирали от голода, болезней, которые он вызывал", — отмечает Михаил Зельцер.
Вши и дизентерия
Февраль 1942 года стал для семьи Михаила Зельцера богатым на события. Всех членов семьи эвакуировали в город Шуя, а затем в Молотовскую (ныне Пермскую) область.
Ранним утром 14 февраля Михаила Ефимовича и его родных переправили на грузовиках с фанерными кузовами через заледенелое Ладожское озеро. На станции Новая Ладога им выдали паек: гороховый суп в довольно большом для блокадного Ленинграда количестве — примерно два литра.
"На радостях мы съели все без остатка. Это могли выдержать только очень стойкие животы. В общем, у большинства началась дизентерия", — вспоминает Михаил Зельцер.
Дядя нашего героя учился в медицинском училище. Он принял решение лечить маленького Мишу каплями из опия, которые немного сняли спазмы.
"Когда на станциях заходили санитары и снимали простыни, под ней оказывалась еще одна — серого цвета, из вшей. Умерших хоронили в братских могилах", — рассказывает Зельцер.
В пункте дезинфекции семья сдала одежду на "прожарку", им выдали по маленькому куску хозяйственного мыла и направили их в баню.
"Горячая вода не сразу пошла, надо было тарабанить по трубам. Но такого наслаждения от пребывания там я не получал никогда", — вспоминает Михаил Ефимович.
После бани наш герой направился в столовую — большой просторный зал с чистыми скатертями. Официантки в белых передниках в быстром темпе разносили всем "первое", "второе" и компот.
После ужина всех разместили в госпитале. Каждому полагалась отдельная кровать. Тишина и покой, словно нет войны. Это было 23 февраля, праздник, который Михаил Ефимович запомнил навсегда.
Гибель бабушки, переезд и вести от мамы
В эвакуационном госпитале семья Зельцера пробыла до 8 марта. А дальше — здравствуй, знакомый дорожный быт.
Бабушка Михаила Ефимовича сильно ослабла, она умерла на подъезде к станции "Свердловская товарная". Женщину похоронили в братской могиле вместе с теми, кто не выдержал дорогу.
Дядя Михаила Зельцера решил ехать в Молотовскую область. Там жила младшая сестра его дедушки.
"Мы наняли подводу, погрузили свои вещи и двинулись до села Сива, где жила наша родственница", — рассказывает Михаил Ефимович.
Практически всех эвакуированных разместили в недостроенном клубе, который напоминал общежитие.
Осенью 1942 года Михаил Ефимович пошел в пятый класс. Его семье выделили небольшой клочок земли под огород.
"Тетя купила где-то семена моркови, брюквы и редьки. Но ее обманули — все оказалось редькой. Урожай у нас был хорошим, мы этот овощ ели во всех видах — и в вареном, и сыром и даже с мукой смешивали", — вспоминает Михаил Ефимович.
Осенью ходили в лес за малиной, смородиной и грибами. Мама Михаила Ефимовича находилась все это время в тюрьме. Как она живет, он не знал. Лишь в 1944 году в деревню приехал его дядя и сообщил, что маму Михаила Зельцера освободили и направили вольнонаемной в 40 километрах от города Акмолинска КазССР.
Новостью для нашего героя стало разрешение проживать вместе. Михаил Ефимович попрощался с друзьями, собрал вещи и вместе с дядей направился к маме, которую не видел семь лет.
Окончание войны Михаил Зельцер застал в АЛЖИРе (Акмолинском лагере жен изменников Родины), где работала его мама.
