АЛМАТЫ, 2 июл — Sputnik, Сергей Ким. Прошло всего несколько часов после того, как суд вынес постановление о замене оставшегося срока на штраф, и Александр Кузнецов переступил порог колонии в поселке Заречный. Он уже успел приехать в Алматы, увидеться с матерью, а теперь сбивчиво отвечает на вопросы Sputnik.
"Я до сих пор головой понимаю, что я на свободе, вижу милых мне людей, а эмоционально… мне кажется, что сейчас выйдет из-за угла прокурор с наручниками и скажет: "Погулял? Все, поехали!" – говорит Александр.
Трагедия, которая произошла в марте 2015 года возле алматинского бара "Чукотка", вызвала огромный общественный резонанс. Тогда в завязавшейся драке после удара Кузнецова погиб Сырым Мураткалиев. Впоследствии Александр Кузнецов и его адвокаты утверждали: действия не выходили за пределы необходимой обороны, так как в руках у Мураткалиева во время драки был нож. Впрочем, родственник погибшего и его представители на суде выдвигали другую версию: ножа не было, Кузнецов наносил удары жертве намеренно, и летальная травма возникла не по воле случая. История получила бурное обсуждение. Видимо, в обществе была потребность получить ответ на вопрос — где находится предел необходимой обороны, черта, за которой преступник и жертва меняются местами. Ответа общество не получило, зато появились поводы для новых споров.
Посему разговор с осужденным, но вышедшим на свободу Кузнецовым не о справедливости и его мнении о ситуации, а о его жизни на зоне. Общественная важность этой беседы ничтожна: Кузнецов — маленькая пылинка на мече Фемиды. Интересен скорее контраст: многие, интересующиеся той историей, помнят высокого парня в гражданской одежде на судах, и сейчас передо мной он же — но похудевший, словно высохший на солнце, оглушённый резкой сменой обстановки — осужденный Кузнецов.
- Вы сказали сразу после выхода, что не можете собраться с мыслями. Сейчас, спустя несколько часов, пришло полное осознание?
— На самом деле, нет. Замешательство только растёт, потому что я до последнего не верил, что меня выпустят. Были такие случаи, когда людей, которые с утра ходят в "вольной" одежде, все свои вещи раздарили товарищам, разворачивали и возвращали. За эти три года я привык, что вне зависимости от закона или здравого смысла всё случается настолько плохо, насколько это может случиться. Не знаю, какой-то упрямый от природы характер заставил идти дальше. А так, был уверен, что всё будет максимально плохо. И то, что судья меня отпустил – я был удивлён.
- Что изменилось в Александре Кузнецове за эти годы жизни за решёткой?
— Я объективно себя оценивать не могу. Наверное, что-то изменилось. Наверное, в чём-то стал сдержаннее, но к чему-то стал нетерпимее. В любом случае, за это время я встретил людей, которых никогда бы не встретил, если бы не оказался там, и книги, которые у меня не было времени прочитать. И то, и другое как-то человека настраивает на определенный лад.
- Люди, которых вы там встретили, изменили ваше представление об обитателях мест заключения?
- В колонии вы сталкивались с несправедливостью?
— Там по-мелочи – очень много моментов.
— Вы говорите о несправедливости со стороны администрации, либо со стороны заключенных?
— Вы сейчас искусственно разделяете администрацию и спецконтингент. А на самом деле, за исключением некоторых людей, которых я могу отметить отдельно как очень хороших и очень плохих… администрация – это те люди, которые провели в зоне больше времени, чем любой осужденный. Это накладывает на них большой профессиональный отпечаток. И когда общаешься — не от всякого зека, который имеет огромный отсиженный срок, услышишь такие специфические слова, фразы, формулировки. А те, которые более высокие ранги занимают — начальники — это более светские люди, более разносторонние. А занимающиеся надзором и досмотром… Хорошо, форма другая, полномочия другие, но всё до того момента, пока человек не раскрывается.
— Довлатова читал, но на самом деле у Солженицына больше похоже на то, что я видел.
- Спокойное привыкание к жизни за колючей проволокой или минуты отчаяния – было ли у вас что-то из этого?
— Не минуты отчаяния — три года. Я потерял в определенном смысле слова почву под ногами.
- Религия?
— Многие люди, которые попадают "за колючку", ударяются в религию. Нет. Как бы высокопарно это не звучало, мне кажется, я слишком образован для этого.
- Вам снилась хотя бы раз та ночь возле "Чукотки"?
— У меня со сном проблемы, и мне редко что-то снится.
- Мучает бессоница?
— Она у меня постоянно, ещё "со свободы".
- Вы читали книги: что читали, художественную либо профессиональную литературу?
— Больше это была научная литература. Языки подучивал. Читал литературу на иностранных языках, пытался переводить, формулировать. Художественную литературу читаю достаточно мало, и до этого читал достаточно мало.
- До того, как попали за решётку, чем занимались?
— Был магистром информатики, работал в IT-сфере, потом ушёл в область аудита, потом стал руководить отделом разработки программного обеспечения – последнее моё место работы. Потом меня "закрыли".
— Вы представляли всё это время, чем будете заниматься после выхода на свободу? Это была та же профессия?
— На самом деле, да. Кстати, на зоне у меня же была работа. Я там разнорабочим с лопатой первое время – и ничего, зарабатывал. Копал траншеи, траву убирал, землю перекапывал, под строящиеся здания надо было тоже что-то делать.
— К этой работе относились просто как к заполнению большого количества свободного времени?
— Встретили ли вы там людей, которые вас удивили?
— На самом деле очень многие люди, которых я там встретил, обладают замечательным свойством, которого мне не хватает – они очень позитивные и никогда не унывают, что бы не случилось. Человек, который имеет за спиной отсиженные 20 лет, ему уже за шестьдесят, он, работая "болгаркой", отрезал себе половину кисти – он весёлый сидит, говорит: "У меня жизнь только начинается, выйду, найду себе жену, у меня всё будет здорово!". С одной стороны, было немного горько, с другой стороны, думал – до чего же у него позитивное мышление хорошо развито. Позитивное мышление это уже половина победы. И вот у него эта половина победы была. Я что-то делал скорее из-за невозможности проиграть, а он — с явной надеждой. Достойно восхищения. Хотя, возможно, не всем подходит.
