Винты ещё вращались, поднимая снежные волны, когда открылась дверца, и о металлический борт звякнула выброшенная лесенка. Журналист районки Юрий Коробов, игнорируя её, спрыгнул на запорошенный снегом настил. Тут же под ноги ему с радостным лаем бросились две мохнатые пёстрые собаки.
Он потрепал за загривок одну из них, и псины, попрыгав вокруг гостя, помчались дальше по своим собачьим делам. А из сгрудившихся в кучу, почерневших от времени балков - приземистых дощатых домиков на полозьях - уже бежали трое рабочих - выгружать из вертолёта какие-то ящики.
- Может, помочь? - предложил Коробов, стараясь перекричать шум винтов. Один из парней отрицательно помотал головой.
- Тагильцев здесь? - снова крикнул Юрий, и парень, обернувшись, опять мотнул головой, теперь уже сверху вниз.
…Начальник строительного управления Иван Феоктистович Тагильцев только что вернулся с трассы. Даже раздеться не успел, так и сидел в балке в распахнутом полушубке, только шапку бросил на деревянные нары. Напротив длинноволосый парень возился с рацией.
Настроение у начальника был отнюдь не аховым. Опять забарахлил двигатель бульдозера - и теперь запчасть к нему срочно нужно было доставить сюда из базового посёлка. А тут, как назло, радист никак не мог выйти на связь.
- Давай, давай, Витя, не сиди! - торопил его Иван Феоктистович, - и парень вновь принимался кричать в эфир:
-Я "Кедр", я - "Кедр", "Пальма", ты слышишь меня?
"Ну и позывные, - раздраженно думал Тагильцев, - прямо целый дендрарий. Ещё только "Баобаба" не хватает"…
Сейчас его раздражало абсолютно всё. И эта неторопливость радиста, и дурацкие позывные, и даже дверная ручка вагончика, прибитая каким-то головотяпом так близко к краю, что, хлопнув дверью, Тагильцев прищемил себе пальцы.
Понятно, что появление журналиста не привело его в восторг. Иван Феоктистович с некоторых пор не питал особых симпатий к работникам прессы. И особенно к этому парню.
Месяц назад, когда из-за слабого мороза болота вовсю "дышали" под снегом, на участке трассы его управления провалился по колеса лесовоз. Можно было, конечно, дернуть его трактором - и порядок. Но тракторов, как назло, под рукой не нашлось. Снимать же "болотник" с другого участка трассы и гнать его сюда за полтора десятка километров, а потом обратно - это, считай, целый день коту под хвост. А на каждый агрегат - ежедневная норма выработки, за которую с него, начальника управления, на планерках по три шкуры дерут.
В общем, пока он несколько дней ждал какую-нибудь случайную оказию, лесовоз настолько погрузился в болото, что вытащить его оттуда было уже совсем невозможно. В принципе, такие случаи у коллег Тагильцева были. Но как-то всегда с рук сходило - списывали. Ведь техника могла бы и сразу в болото ухнуть, а не погружаться потихоньку. Так нет же, этот писака сфотографировал лесовоз и опубликовал снимок в районной газете, как факт бесхозяйственности. А народный контроль за это сдернул с Тагильцева круглую сумму из оклада.
Денег не жалко, он никогда на них жадным не был, ещё заработает. Но обидно что какой-то сопляк, который в сыновья ему годится, учит его жить.
Жаль, правда, что сыновей ему Бог не дал. Есть дочка, да и то с бывшей женой живёт за тысячи километров отсюда, на юге страны. Впрочем, Иван Феоктистович никого в этом не винил. Кому, скажите, понравится такая цыганская жизнь? Его и дома-то видели всего несколько месяцев в году, остальное время он - на трассе. То нефтепровод, то газопровод - работа заменяла ему всё. Но щемящую боль от разрыва семьей нельзя было заглушить даже ею.
- Здравствуйте, Иван Феоктистович, как бы мне к сварщикам попасть? Репортаж о них нужно сделать, - обратился к нему журналист, стаскивая шапку с головы.
"Говорит так, будто не просит, а требует", - подумал Тагильцев, хотя тон у вошедшего был явно миролюбивый. Все же, переборов себя, он поздоровался и ответил, что в четыре часа дня сам поедет по трассе и сможет подбросить журналиста до сварщиков, и на обратном пути захватит обратно. Они отсюда за десять километров. А сейчас машина нужна ему здесь.
- Нет, до четырех - это долго. Мне сегодня обратно улететь надо. А другой транспорт туда не пойдёт?
- Нет, - пожал плечами начальник, - все уже утром ушло.
- Раньше я не мог прилететь. Я и так - на первой "вертушке" к вам.
- Ничего не могу больше предложить. - Иван Феоктистович повернулся к радисту, давая понять, что разговор окончен.
- Ну, что ты рот раскрыл? Будет сегодня связь, или нет? - снова набросился он на парня.
Юрий напялил на голову шапку и осторожно прикрыл за собой дверь.
"Мстит мне за статью о лесовозе, - подумал он. - Что же делать? Сегодня вечером обязательно нужно улететь в райцентр. Материал о сварщиках уже запланирован в следующий номер. Если в четыре часа мы только выедем на трассу, то вернемся уже к темноте, на вертолет не успеть. До сварщиков - десять километров, - повторил про себя Коробов. - Если в час делать пять, то до обеда можно добраться до места. А если поторопиться, то к трем дня уже можно и вернуться. Погода прекрасная, прямо как у Пушкина: "Мороз и солнце; день чудесный!"
Юрий ещё несколько секунд постоял, решаясь, и затем двинул вперёд.
…Трасса была совершенно безлюдной. Коробов шел по твёрдому насту, машинально считая пикеты. Ни одной тебе живой души. Сейчас отсюда и людей, и технику на другое крыло строительства перебросили. Только сварщики соединяют "плети" - трубы будущего нефтепровода - в единую нитку. Да впереди их бульдозеристы расчищают просеку.
Но Юрию все же встретилось живое существо. Уже почти в конце пути его напугал выскочивший на просеку сохатый. Лось опустил к земле свою увенчанную широкими рогами голову, то ли приветствуя незнакомца, то ли собираясь напасть на него. Но вдруг резко развернулся и рванул в лес, ломая схваченный морозом валежник.
…Вскоре Коробов увидел работающих сварщиков.
- Прыткий ты, однако, парень, - заключил их бригадир, бородатый крепыш, угощая журналиста крепким чаем с добытой из-под снега промороженной и потому не кислой, а сладкой клюквой. - На своих двоих до нас дотопал. Как это про вас в песне поется:
- "Трое суток не спать, трое суток шагать…"
- Наоборот, - улыбнулся Юрий. - Вначале "шагать", а потом "не спать".
- Ну это неважно, - заключил бригадир, - главное, нам тоже приятно: значит, мы чего-то стоим, если корреспондент из-за нас столько километров отмахал, а, ребята?
Трое его подручных одобрительно загудели.
Расспросив их о работе, о проблемах, о выполнении плана, исписав добрых полблокнота и сделав несколько снимков сварщиков своим "Зорким", Юрий распрощался со всеми и отправился назад.
Километра через два он услышал впереди слабый рокот мотора. Навстречу катил "УАЗик" начальника управления. Не доехав до Коробова, он резко остановился. Из открывшейся дверцы вылез Иван Феоктистович. Выражение его раскрасневшегося лица не предвещало ничего хорошего.
- Тебе кто разрешил?! Кто разрешил пешком в тайгу? Мне ещё и за тебя отвечать? Думаешь, мне своих проблем не хватает?! - захлёбываясь от гнева, наступал он на Коробова.
- А что вы на меня кричите? - оскорбился Юрий. - Я не ваш подчинённый. И потом… извините мы с вами на брудершафт не пили, чтобы на "ты"…
Иван Феоктистович поперхнулся. Не ожидал что мальчишка сможет так его осадить. Он хотел взорваться ещё сильнее, но в последний момент одумался.
- Хорошо, молодой человек, впредь буду называть вас на "вы". Но только запомните, что это мой участок трассы, а вы, если хотите, здесь гость. И если бы с вами что-нибудь случилось, то отвечал бы не Пушкин, а я.
- Что бы со мной могло случиться? - Вопрос этот прозвучал неуверенно, потому что Коробов вспомнил про встречу с сохатым.
- Да все, что хотите! Здесь до нас человеческая нога не ступала. Зверье не пуганное. И вы не хуже меня это знаете. И мороз ещё… Ладно, садитесь в машину, - Тагильцев безнадёжно махнул рукой. "Уазик" развернулся и покатил назад.
…Ехали молча. "Наверное, в чем-то он прав, - рассуждал про себя Коробов. - Если бы на меня, например, тот лось напал, то у начальника точно были бы неприятности. Но ведь я тоже не на прогулку пошёл. У меня же редакционное задание - понимать надо".
Иван Феоктистович, по натуре своей, слыл человеком вспыльчивым, но отходчивым. Разозлиться мог, наорать на человека. Но, спустя какое-время прилюдно покаяться, если был неправ.
Рабочие считали его человеком справедливым, и потому легко прощали ему все отклонения. А начальство ценило Тагильцева за умение принимать самостоятельные решения и брать всю ответственность на себя. При этом многочисленные благодарности в его трудовой биографии постоянно чередовались с выговорами. Но главное - все стройки управление сдавало досрочно. И, надо заметить, Иван Феоктистович ценил людей, болеющих за свое дело.
Может, поэтому злость на журналиста, исчезновение которого доставило ему, как начальнику и человеку, много неприятных минут и заставило, бросив все дела, мчаться за гостем, постепенно проходила. На смену ей появилось даже какое-то уважение к этому напористому парню.
"Пожалуй, он и сам в его годы был таким. Да, собственно, почему в его годы? А сейчас?"
Иван Феоктистович достал сигареты и протянул раскрытую пачку сидевшему сзади журналисту.
- Нет-нет, спасибо, не курю, - ответил тот.
"Злится", - истолковал его ответ Тагильцев.
- Ну, как знаете. Давно в редакции работаете? - неожиданно для себя спросил начальник управления. - Он уже вполне успокоился, и теперь ему было неловко за свой недавний срыв.
- Да вот, второй год пошёл, как после университета сюда приехал.
- Ну и как, нравится?
- Конечно. Вам ведь тоже ваша профессия нравится?
- Наверное, - Тагильцев смял окурок, вытолкнул его в щель бокового стекла. - Иначе чего бы я по этим болотам лазил? Денег у меня хватает, квартира в городе есть, работу я бы и там мог найти…
- А никогда не хотели бросить все? - спросил вдруг Коробов.
"Сказать или не стоит? - подумал Иван Сергеевич. Собственно, чего мне перед мальчишкой душевный стриптиз устраивать?"
Но неожиданно для себя заговорил:
- Было один раз, лет пять назад… Семейные неприятности… Ну, в общем, сердце схватило немного. Вышел из больницы и решил: хватит с меня этой романтики. Буду, как все люди. Позвонил своему товарищу, управляющему строительным трестом, он мне сразу несколько мест предложил. Все - в городе. Я уже на одно и согласие дал. Сказал, отдохну, мол, месячишко, на юге, а потом буду дела принимать. Да только зря для меня это кресло держали. Вроде каждый день море вижу, пальмы, а сон всё один и тот же снится: просека в тайге, и я стою на ней. Мороз, а от сосен такой смолистый, сладковатый дух идёт - аж голова кружится…
Просыпаюсь и думаю: да как же я все это брошу? В общем, отпуск свой я досрочно закончил и махнул на трассу. С тех пор и не рыпаюсь отсюда.
А вот ему тайга - до лампочки, - Тагильцев кивнул на шофёра. - Никак на него моя агитация не действует. Правда, Серёжа?
- Иван Феоктистович, ну, я же сразу вам честно сказал: на "Жигули" заработаю - и общий привет. Что мне всю жизнь, что ли в тайге жить, в этих урманах? Нет, я в город хочу, к цивилизации поближе… Сейчас бы в ресторанчик закатился с деньжатами… Девочки кругом… Вот это кайф!
- Да, - философски заключил Тагильцев, - каждый видит то, что хочет видеть…
Остаток пути проехали опять молча. У балков было по-прежнему безлюдно.
- Давай-ка, Серёжа термос. Пойдём все чайку попьем, пока вертолёт прибудет. - Не будет сегодня вертолёта Иван Феоктистович, - подскочил сзади запыхавшийся радист. - Я связался, всё-таки, с диспетчерской. Буран у них там разразился, аэропорт закрыт сегодня до вечера. Обещали только завтра утром все завезти.
- А, чтоб тебя!.. - безадресно выругался Тагильцев. - Опять простой бульдозера…
- Я, значит, не улечу сегодня, - расстроился Коробов.
- Ты ещё сомневаешься, - хмыкнул шофёр. - Это, как пить дать, ночевать тебе здесь придётся. До райцентра ты пешком не дотопаешь. - Он раскатисто рассмеялся.
- Перестань! - резко осадил его Тагильцев. Шофёр обиженно поджал губы.
С сумерками мороз крепчал. Слышно было даже, как потрескивают от него сложенные у стены домика дрова.
Иван Феоктистович сам раскочегарил "буржуйку" - пузатую железную печурку, достал сухой паек: две банки говяжьей тушенки, сало, хлеб.
- Садитесь, не стесняйтесь, - предложил он Юрию, ловко вскрывая банки охотничьим ножом.
Подкрепились, запили обжигающим рот душистым чаем из термоса. Серёжа убрал остатки пиршества со стола.
- А куда его спать положим? - спросил он, кивнув на Коробова.
- Не волнуйся, найдём, куда, - успокоил своего подчиненного начальник.
В узеньком балке было двое тоже узких деревянных нар.
"Вдвоём на одних из них при всём желании не уместиться. А на полу в два счёта дуба дашь - вся стыть низом идёт. Это не в городской квартире", - подумал Коробов.
- Вот вам - укрыться, - Иван Феоктистович протянул Юрию тёплое верблюжье одеяло. - Ложитесь на моё место. А я пойду к бульдозеристам, там у них найдется где переночевать.
- Может, лучше я к ним пойду, а вы на своем,… - начал Юрий, но Тагильцев его перебил:
- Во-первых, вы гость, а во-вторых, мне всё равно ещё с ними кое-какие вопросы надо утрясти. Спокойной ночи!
Он прикрыл за собой дверь, и на улице под его неторопливыми шагами заскрипел снег.
- Ну, коли так, давай спать. А то шефу опять придёт в голову в пять утра меня поднять. - Шофёр Сергей примостил свои унты возле потухающей печурки, залез на второй ярус нар и затих.
Уже сквозь сон Юрий услышал рокот машинного мотора. "Не спится кому-то", - подумал он, проваливаясь в тёплую, приятную дремоту.…
Утром Коробов проснулся от холода. Уже начинало светать. Сергей ещё спал, укрывшись с головой тулупом. Юрий набросил на него свое одеяло, растопил печку оставшимися дровами, водрузил на неё металлический закопченный чайник и уселся за репортаж о сварщиках. Он уже дописывал последние строчки, когда зашевелился Сергей. Шофёр долго не мог влезть в унты, потом накинул на себя тулуп и потопал на улицу.
- Ох, и дубарно, - поежился он, вернувшись, и полез греть руки к "буржуйке". - Ты Ивана Феоктистовича не видел? - поинтересовался Коробов. - Узнать бы у него, когда вертолёт будет. Он не спит ещё?
- Спит… - передразнил его шофёр. - Да он, если хочешь знать, из-за тебя и не ложился. Ребята говорят, все ночь по трассе мотался, смотрел что сделано, что нет…
- Почему из-за меня? - удивился Юрий.
- Да потому, что ему спать негде было. Четыре балка здесь всего, и нас - восемь человек. В каждом - по два. Ты - девятый, - понял?
От этой нехитрой арифметики Коробову стало не по себе.
"Вот тебе на! Я, выходит, как барин, развалился здесь на топчане (в другое время это сравнение показалось бы ему смешным, но сейчас было не до смеха), а человек из-за меня должен был всю ночь бодрствовать", - виновато подумал он.
- Так ведь он сказал, что у бульдозеристов место есть, - вспомнил Юрий.
- Мало ли что он тебе наговорит, - махнул рукой шофёр, - уж я-то его знаю как…
Закончить свою фразу он не успел, потому что в белых клубах пара в вагончик ввалился сам объект их разговора.
- Ну как спалось? - поинтересовался Иван Феоктистович, обращаясь больше к Коробову.
- Да я-то отлично спал, а вот вы… Если бы я знал… Вы же из-за меня всю ночь не ложились…
- О чем это, не понял? - пожал плечами Тагильцев. - Кто вам такую глупость сморозил? Ты, Сергей?! - вскинулся он на своего подчинённого, делавшего до этого всякие знаки Коробову. - Я отлично выспался в балке у ребят…
- Не обманывайте, Иван Феоктистович, вон, у вас глаза какие красные. Не спали вы. И днём не отоспитесь, у вас же сейчас дел будет невпроворот…
- Ну-ну, развёл турусы на колёсах. - Тагильцев рассмеялся, и Коробов подумал, что впервые увидел его таким весёлым. - Подумаешь, беда какая… Отоспимся, Юрий, знаете, когда? Вот сдадим с тобой… Извините, с вами, нефтепровод, тогда и за все отоспимся.
- Можно с "тобой", - почему-то виновато улыбнулся Коробов.
- Ну, тогда тем более, - заключил Тагильцев и дружески хлопнул Юрия по плечу.
- Подожди! - замолчал вдруг он, прислушиваясь.
…Глубоко в недрах голубого морозного неба родился непонятный вначале тягучий звук, который, нарастая с каждым мгновением, превратился в привычное стрекотание вертолёта.