Сергей Лукьяненко: в Алматы я молодею на тридцать лет

Корреспондент Sputnik встретился с самым известным российским писателем-фантастом, уроженцем Казахстана Сергеем Лукьяненко на Межрегиональном открытом фестивале фантастики "Поехали".
Подписывайтесь на Sputnik в Дзен

Во второй части эксклюзивного интервью создатель "Дозоров" поделился воспоминаниями об алма-атинской юности и открыл некоторые секреты своей творческой кухни.

Евразийский город

- Насколько изменился город Алматы после вашего отъезда в Россию? Что вас радует или печалит в этих изменениях?

— Алматы, конечно, изменился сильно. Он вырос, пошел вверх и вширь. В советское время там была малоэтажная постройка из-за высокой сейсмической активности. Сейчас построили много высоток. Я не рискну судить, насколько это оправданно. С большой вероятностью в ближайшие годы Алматы тряхнет. И тряхнет сильно. Это просто статистика. Надеюсь, что все построено на совесть.

Город хоть и утратил столичный статус, но стал бойким, активным. Радует, что он при всем азиатском колорите сохранил и европейские черты. Это не безумный азиатский муравейник, где толпы людей ютятся в странных хибарах вокруг нескольких небоскребов. Это евразийский город. Живой, хороший город. Я его нежно люблю.

По-моему, в Алматы по-прежнему хорошо жить. Он зеленый, спокойный. После Москвы так и вообще кажется патриархально тихим. При этом там есть прекрасные отели, дома, проспекты. И все красиво, все хорошо.

- Есть ли у вас в Алматы любимые места?

— Есть, но они не имеют никакой туристической ценности. Микрорайон Орбита, где я когда-то жил. Улица Сатпаева. Курмангазы, где расположен мединститут, в котором я учился. Улица Фурманова – но сейчас она называется как-то иначе. Бани Арасан — это было такое чудо Советского Союза. Медео, разумеется. Места, связанные, в первую очередь, с молодостью и воспоминаниями.

Алматы Домбровского: как город ссылки стал для писателя вторым домом
Но для меня это все, понятно, ностальгия. Ты приезжаешь, и внезапно кажется, что тебе снова двадцать лет – и это очень приятные ощущения, когда на самом деле тебе пятьдесят.

Опасный мир детства

- Алма-Ата в конце 80-х была очень криминальным городом. Как и в Казани, и в других городах СССР, там шли битвы район на район. А вам приходилось как-то с этим сталкиваться?

— Я смотрел на все больше со стороны, поскольку все-таки был уже студентом. А эти битвы шли, по большей части, среди школьников, старшеклассников. Да, у них было жесткое деление: "Ты с какого района?". Некоторые места в городе подросток преодолевал исключительно бегом, потому что мог нарваться на сверстников и немедленно огрести. Были территории дружественные, были территории враждебные.

- Вы как-нибудь отразили это в своих книгах?

— Собственно говоря, это все иносказательно описывается в книжке "Рыцари сорока островов". Там показана картина подросткового мира советской Алма-Аты, все эти районы, связи, зоны влияния. Поэтому алматинцы ее очень любят.

- У вас на "Орбите" были опасные места?

— Честно говоря, не припомню. Поскольку я там жил, то всегда мог сослаться на каких-то друзей и назвать дом, где я живу. Были места, где доводилось самому огребать, но это было никак не связано с особой опасностью района. Тем более, повторю, я же был взрослый парень. Мне уже было за восемнадцать, когда я приехал в Алма-Ату из родного Джамбула.

- А там такого не было?

— Джамбулу все это было не свойственно.

- То есть вы приехали в Алма-Ату уже взрослым и никого не боялись?

Назарбаев был бы супергероем – о чем пофантазировал Сергей Лукьяненко
— Теоретически, конечно, ко мне могли подойти какие-нибудь старшеклассники и начать "кидать предъявы", но реально я уже не выглядел их добычей. Я уже все-таки жил среди взрослых. И этот подростковый мир районов, драк, сходок я видел уже поверху. Я о нем больше знал от ребят, которые ходили в Клуб любителей фантастики. От них я слышал что-то вроде: "Привет! А что это у тебя фингал?". "Да это я в таком-то районе оказался". "Ну, и что?". "Да ты понимаешь, я оказался там-то, а я на самом деле оттуда-то". "А ты не мог сказать, что здешний?". "Да ты что? Если бы выкупили, что вру, что не с того района, так и вообще убили бы. Проще было сознаться".

Фантасты не скрывают своих убеждений

- Вы наверняка сталкивались с отношением к фантастике как к литературе второго сорта?

— Фантастика всегда выделялась из общего течения литературы. Я ничего ужасного в этом не вижу. Во-первых, качество текста определяется не тем, что ты пишешь, а тем, как ты пишешь. И, во-вторых, тем, рвешься ли ты что-то доказывать. Понимаете, когда я встречаю писателей, которые говорят: "Нет, мы не будем писать фантастику. Мы будем создавать особую литературу. То, что мы пишем, это выше, чем обычная фантастика", я всегда удивляюсь.

У меня возникает ощущение, что люди занимаются какой-то фигней, назовем это мягко. Потому текст – это твой единственный результат и твой единственный судья. Разве Гомер, когда сочинял "Одиссею" и "Илиаду", задавался вопросом: "А что же я пишу? Фантастика у меня или нет? Или это реализм? Давайте думать. А, может, это постмодернизм?".

А сейчас появись подобная вещь, и критики начнут разрывать ее на части и говорить: "Это фантастика!". "Нет-нет, что вы! Какая же это фантастика? Вы посмотрите, как в образе Сциллы и Харибды автор показал страдания современного интеллигента в тисках сурового государства и жестокого общества!". На самом деле все это глупость. Любое деление – глупость изначально.

Стиратель событий

- Почему ваши книги читать интересно? Есть какой-то секрет?

— Нет никакого секрета. Человеку либо дано писать, либо не дано. Недостаток данного от Бога можно добирать трудолюбием, учением, чем угодно. Но если ты изначально ноль, то на что его ни множь, все равно останется ноль. А если изначально что-то было дано, то ты можешь халтурить, лентяйничать, пить ром на Кубе, но все равно ты будешь Хэмингуэем.

Ты можешь закончить литинститут, происходить из прекрасной литературной семьи, изучать литературу, критиковать ее. Но если Бог не дал, то, к сожалению, писателем не станешь.

- Раз мы заговорили о литературных семьях – ваши дети пишут?

Лукьяненко: Казахстан есть во всех моих книгах
— Старший сын Артемий сейчас сидит и пишет повесть. Написал уже больше ста тысяч знаков. Я поначалу отнесся со скепсисом: "Боже мой! Как же мне будет тяжело объяснять ему, что ничего не получится!". А потом смотрю – а у него-то получается! Получается нормальная подростковая фантастика – с приключениями, с моралью. Я уже жду, когда он закончит, и мы это даже попытаемся где-нибудь издать. Но, по большому счету, дети писателей совершенно не умеют писать. Исключения очень редки. Я думаю, неужели это исключение досталось мне?

- В какое время суток вы предпочитаете писать?

— В первой половине дня. Основное требование – никого не должно быть рядом. Идеально, чтобы и дети были в школе, и жена тоже куда-нибудь ушла. Никого нет, сидишь один на один с текстом.

- Интернет отключаете?

— Если начинаю писать, то в сеть не захожу уже. Ну, максимум, когда иду налить себе кофе, поглядываю, что там в мире произошло. Что взорвалось, кого убили.

- Фантастика может предвидеть какие-то трагедии или катаклизмы?

— Лично я занимаюсь тем, что стираю какие-то события из нашей действительности.

- Как это?!

— Я пишу о чем-нибудь. И, как результат, этого события не происходит. Оно уже отыграно. И я знаю, что какого-нибудь события, описанного мною, в мире уже не случится.