https://ru.sputnik.kz/20230128/u-pechory-u-reki-rasskaz-ob-udivitelnoy-sudbe-pavlodartsa-proshedshego-front-i-gulag-31545770.html
"У Печоры, у реки"… Рассказ об удивительной судьбе павлодарца, прошедшего фронт и ГУЛАГ
"У Печоры, у реки"… Рассказ об удивительной судьбе павлодарца, прошедшего фронт и ГУЛАГ
Sputnik Казахстан
Из Европы – на Крайний Север 28.01.2023, Sputnik Казахстан
2023-01-28T12:31+0500
2023-01-28T12:31+0500
2023-01-30T12:02+0500
колумнисты
https://sputnik.kz/img/239/47/2394721_0:32:5911:3357_1920x0_80_0_0_6ca05a18af537b607ad0c298b85f9bf2.jpg
Из Европы – на Крайний СеверВсё, как известно, познается в сравнении. Исходя из этого постулата, Нукешу Жулудинову вначале везло. И на самом деле: больше двух лет воевал, до Берлина дошел. И живой, невредимый, хотя за чужие спины не прятался. А когда с войной покончили счеты и "стариков" стали демобилизовывать, Нукеша определили в фельдъегери. Ему, 23-летнему, дали в личное подчинение мотоциклиста. И колесили они с ним по дорогам дымящейся Германии, а ещё Польши и Чехословакии, развозя важные военные бумаги.Глядишь - скоро бы Нукешу тоже брать шинель да идти домой, как вдруг одна история разом перечеркнула благополучную его судьбу.Очередное задание занесло их с мотоциклистом Василием в польский город Лодзь. Сдали документы да решили перед обратной дорогой посидеть в каком-нибудь ресторанчике, которых много после войны было в Польше. Выпили, закусили, друзей фронтовых вспомнили.И все бы ничего, но когда вышли на улицу, то зацепила их обидным словом гражданская компания. Фронтовикам бы, может, промолчать, а они молодые, еще от боев не остывшие. Слово за слово - началась потасовка. Нукеш с Василием схватились за оружие. Двоих местных ранили.А уже вышел суровый приказ маршала Жукова об ответственности военнослужащих за поведение на оккупированной территории. И получилось, что Нукеш с Василием оказались одними из первых, нарушивших его. Поэтому и наказали их наглядно и примерно, чтоб другим неповадно было. Военный трибунал отмерил Василию семь лет, а Нукешу, как старшему - целый "червонец" (десятку). И поехали они под конвоем с заграничного Запада на самый Крайний Север, в Печорлаг.О том, как жилось в этих местах, отдалённых от цивилизации, о разных людях, с которыми пришлось делиться пайкой хлеба, о событиях, происходивших в то время в Печорлаге, автору этих строк рассказал, в свое время, сам Нукеш Жулудинов.Долина ветров"Ехали в теплушках. Их сначала штук пять или шесть было. А потом чуть ли не на каждой станции стали цеплять новые, так что состав вытянулся, как змея. Полагалась нам на сутки 600-граммовая пайка хлеба да одна селедка. А воды нет. Жажды такая была, что все внутренности огнём раздирало.На одной станции кто-то сиганул из вагона в снег. Не бежать - он пить хотел. Но это поняли позже, после того, как в него целую автоматную очередь всадили.Правда, потом разрешили одному-двум из вагона набирать снега для всех. Дрались из-за него, хватали, кто сколько успеет.Наконец доехали до города Печора. Здесь пересылка была. Тысячи людей сюда привозили, много фронтовиков. Но хозяйничали в лагере уголовники. Они грабили новичков, снимая с них одежду и бросая взамен какое-нибудь старье.Фронтовиков, правда, не шмонали - чего с нас возьмёшь, кроме гимнастёрки да шинели.На пересылке одолела меня цинга, и попал я в больницу. Здесь процедурной сестрой работала Светлана Тухачевская, дочь расстрелянного маршала. Ее репрессировали вместе с матерью. Не знаю ничего о ее дальнейшей судьбе. (Светлана Тухачевская была освобождена досрочно, по амнистии, в 1947 году. В 1957 году реабилитирована, умерла в 1982 году, на 61-ом году жизни - Sputnik).Через несколько дней отправили меня с этапом в лагпункт Хановей. Это в переводе что-то вроде "долины ветров". Ветров там, действительно, хватало. И мороза, и снега тоже - по самую макушку. Оттуда погнали в посёлок Мульда. Там стройка открывалось - надо было железнодорожную ветку класть от Мульды до Воркуты.И вот там, где эта ветка должна была пройти, стали лагпункты строить. Сами мы для себя бараки делали, сами вышки для часовых ставили да колючей проволокой их обносили. И спешили. Жить-то приходилось в палатках. И это при 50-градусных морозах и метелях.Бывало на работу идём - держимся за верёвку. В двух шагах ничего не видно. Если отцепится кто-то - его даже охрана не искала: бесполезно.Весной мы вселились в лагпункт. А под снегом болота оказались, с комарьем и гнусом. Стали мы лежневку делать из связанных между собой деревьев. А на них шпалы класть…Колония "мужиков"Работа была тяжелой, а кормежка становилась всё хуже. И тот паек скудный, что нам давали, разворовывали уголовники. У них "шестёрки" на кухне хозяйничали, тащили им всё оттуда. Группировка у наших уголовников называлась "блатные". А нам, "мужикам" (так они нас называли), то хлеба не хватит, то в похлёбке - одна вода. И слова не скажи - забьют вконец.Люди становились дистрофиками, в ходячие мумии превращались.И мы, бывшие фронтовики, решили положить конец этому издевательству. Уголовников у нас было всего человек 30-40. Да сколько же их можно терпеть! И вот однажды вечером, после работы, все поднялись. Как щенков мы наших "блатных" выбросили из барака. Били их чем попало. Они от страха в запретную зону попрыгали. Часовые, правда, их пожалели - стрелять не стали. И потом их от нас убрали.А мы заявили руководству: не надо нам никаких группировок уголовных. А их то время много было: "блатные", "махновцы", "беспредел"… И все они за власть боролись, за право "держать колонию". И беда, если, например, "махновец" попадал в зону, где правили "блатные". Его просто-напросто могли убить.И вот мы сами стали проверять заключённых с этапа. Всех уголовников предлагали сразу заворачивать, иначе, мол, за себя не ручаемся. Начальству нашему лишние ЧП тоже были ни к чему, поэтому оно не возражало против нашей сортировки и даже помогало нам.Хотя для нас риск тоже был большой. Если кого-то из наших "мужиков" отправляли в другую колонию, его на следующий же день могли не досчитаться. Преступный мир не прощал подрыва своего авторитета.БунтОднажды пригнали к нам очередной этап. Мы, как обычно, стоим, встречаем. Спрашиваем: кто такой, к какой группировке относишься? И вдруг видим: идут рослые здоровые парни. Одеты хорошо - уголовники их на пересылке даже не тронули. Обращаемся к ним, а они по-русски почти не говорят. Поняли мы, что это прибалты.Выделили им одну барачную секцию. До этого был у нас майор Сушко (по спецдокументам Яков Сушков - Sputnik). Попал он сюда по 58-ой статье, пункт 10. Что-то антисоветское сказал. До этого воевал, потом лейтенантов "скороспелок" готовил. (По прокурорским данным, за хищение государственного и общественного имущества - Sputnik). Так вот его бригадиром над прибалтами назначили.Работать эта бригада стала отменно. Ее даже на отдельное котловое довольствие поставили. Мы начали злиться на Сушко: чего ты со своими выделяешься, мы что, хуже?А он улыбается в ответ - вы же видите: они как лошади вкалывают, им и есть больше надо. О том, что не зря прибалты копили силы, стало понятно месяцев через семь-восемь.В один из зимних вечеров 1948 года мы, как обычно, закончили работу, стали в лагерь собираться. Шесть охранников ещё сидели по двое у трех костров, не спеша допивали чай.Прибалты Сушко обступили своего бригадира, он какие-то указания давал. Потом смотрим: к каждому из костров направились по двое его людей. Подошли все одновременно и вдруг – удар, второй… И уже охранники все на снегу лежат, а у прибалтов в руках их оружие – три автомата и три винтовки.Мы в шоке все: смотрим, что дальше будет. А дальше Сушко подошел, говорит: "Кто хочет – присоединяйтесь к нам. Нет – неволить не будем. Но предупреждаю: ведите себя так, будто ничего не произошло. Иначе не обижайтесь".Мы пошевелили мозгами и решили держать нейтралитет. Возвращались, как обычно, под конвоем. Только конвоирами были теперь люди Сушко. Сначала на пути у нас казарма была с охраной, а через несколько километров – уже зона.Когда к казарме подошли, прибалты сразу бросились в ворота. Слышим: автоматы глухо застучали. Потом Сушко к нам вышел. Голос у него стал властный, командирский. Приказал построиться и идти в зону.Зону "сушковцы" захватили быстро. Потом состоялся митинг. Открыл его "профессор" – так звали у нас дряхлого старичка, в прошлом, как говорили, большого учёного. Ему не привыкать было – он каждое утро перед разводом перед нами выступал. Говорил, что Сталин - кровавый деспот, предавший идеи Ленина, что строим мы не социализм, а неизвестно что.Оратор он был прекрасный. Но руководство считало его сумасшедшим, поэтому и не запрещало ему этих крамольных речей. Может, ещё и потому, что срок у профессора был по 58-ой статье максимальный - 25 лет. Теперь-то я понимаю: не он, а мы были сумасшедшими, веря, что Сталин ничего не знает о массовых репрессиях.Так вот на митинге "профессор" сказал, что Сушко - это смелый человек, не побоявшийся бросить вызов диктату Сталина, и призвал всех идти с ним. Человек 15 или 20 последовали призыву профессора. Бунтовщики собрали все белые простыни (вместо маскхалатов), захватили все оружие, патроны, продукты питания и тронулись в путь. (По прокурорскому спецдонесению, ушли в бега 66 осужденных. Затем они разделились на две группы - Sputnik).После их ухода в колонии полная анархия началась. Все рванулись на кухню, склад… Набрали хлеба, консервов, круп. Разожгли костры, стали кашеварить. В общем, впервые за многие годы объедаловку устроили.Но долго наслаждаться свободой не пришлось. Через несколько часов по узкоколейке прибыл состав с военными, нас выстрелами загнали в бараки. Но, увидев, что мы ни при чём, оставили несколько охранников и отправились в погоню за бунтовщиками.О дальнейших событиях мы узнали от того самого старика профессора. Он ушел вместе с Сушко, а через несколько недель вновь появился на пересылке, потом его отправили в один из лагерей.Оказалось, что, когда "сушковцы" ворвались в зону, дежурный успел передать по селектору, что в лагере бунт. И потому так быстро было организовано преследование восставших.А план у Сушко, по словам "профессора", был такой: дойти до Воркуты (это от нас 31 км) и поднять там восстание. Сделать это, наверное, было нетрудно, потому что в Воркуте – в то время маленьком городке – жило много каторжан. Почти у всех срок 25 лет. Им нечего было терять, кроме своих цепей. А там – аэропорт, из которого куда угодно можно улететь.Но выполнить задуманное бунтовщикам не удалось. Их окружили регулярные войска. Восставших не щадили. Когда в живых их осталось несколько человек, Сушко поднялся во весь рост и крикнул, стреляя из автомата:"Глядите, как русские умирают!"Его изрешетили очередями, как и многих. Пощадили только профессора, у которого не было оружия, – дряхлый, сумасшедший старик… (По спецдонесению, из этой группы в 30 человек живыми остались десять - Sputnik).Не берусь судить Сушко – прав он, или виноват – в этом разберется история, которая все когда-нибудь расставит по своим местам", – сказал Нукеш.ЭпилогОт звонка до звонка – десять лет – отбыл в Печорлаге Жулудинов.Выжил, выдержал. Освободившись в 1955 году, заехал на месяц-другой погостить к родным в Кузбасс, а потом махнул в Павлодар, с которым и связал всю свою дальнейшую жизнь. Работал в подсобном хозяйстве при облбольнице. И при этом учился на шофёра. И как только открылась автобаза №3, сел за баранку грузовика. Потом в автобазе №2 возил щебенку для павлодарских улиц. А в 1963-ем году перешёл на завод "Октябрь", где возглавил бригаду грузчиков. Но потом вновь сел за руль полученного заводом новенького самосвала ГАЗ-93 и не выпускал из рук его руль до самого ухода на пенсию в 1984 году. Заслужил медаль "За трудовое отличие". Потом возглавлял совет ветеранов войны и труда своего завода.Как-то по ветеранским делам Нукеш Жулудинов зашёл в редакцию областной газеты, где тогда работал автор этих строк. Разговорились, и он поведал историю нелёгкой своей жизни.
Sputnik Казахстан
media@sputniknews.com
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
2023
Василий Голышкин
https://sputnik.kz/img/904/91/9049131_463:33:1179:749_100x100_80_0_0_2ec08433c3304e612cfeea57683e26e3.jpg
Василий Голышкин
https://sputnik.kz/img/904/91/9049131_463:33:1179:749_100x100_80_0_0_2ec08433c3304e612cfeea57683e26e3.jpg
Новости
ru_KK
Sputnik Казахстан
media@sputniknews.com
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
https://sputnik.kz/img/239/47/2394721_0:0:5165:3874_1920x0_80_0_0_e61aeb26477cdaa3179251aa0888c595.jpgSputnik Казахстан
media@sputniknews.com
+74956456601
MIA „Rossiya Segodnya“
Василий Голышкин
https://sputnik.kz/img/904/91/9049131_463:33:1179:749_100x100_80_0_0_2ec08433c3304e612cfeea57683e26e3.jpg
колумнисты
Из Европы – на Крайний Север
Всё, как известно, познается в сравнении. Исходя из этого постулата, Нукешу Жулудинову вначале везло. И на самом деле: больше двух лет воевал, до Берлина дошел. И живой, невредимый, хотя за чужие спины не прятался. А когда с войной покончили счеты и "стариков" стали демобилизовывать, Нукеша определили в фельдъегери. Ему, 23-летнему, дали в личное подчинение мотоциклиста. И колесили они с ним по дорогам дымящейся Германии, а ещё Польши и Чехословакии, развозя важные военные бумаги.
Глядишь - скоро бы Нукешу тоже брать шинель да идти домой, как вдруг одна история разом перечеркнула благополучную его судьбу.
Очередное задание занесло их с мотоциклистом Василием в польский город Лодзь. Сдали документы да решили перед обратной дорогой посидеть в каком-нибудь ресторанчике, которых много после войны было в Польше. Выпили, закусили, друзей фронтовых вспомнили.
И все бы ничего, но когда вышли на улицу, то зацепила их обидным словом гражданская компания. Фронтовикам бы, может, промолчать, а они молодые, еще от боев не остывшие. Слово за слово - началась потасовка. Нукеш с Василием схватились за оружие. Двоих местных ранили.
А уже вышел суровый приказ маршала Жукова об ответственности военнослужащих за поведение на оккупированной территории. И получилось, что Нукеш с Василием оказались одними из первых, нарушивших его. Поэтому и наказали их наглядно и примерно, чтоб другим неповадно было. Военный трибунал отмерил Василию семь лет, а Нукешу, как старшему - целый "червонец" (десятку). И поехали они под конвоем с заграничного Запада на самый Крайний Север, в Печорлаг.
О том, как жилось в этих местах, отдалённых от цивилизации, о разных людях, с которыми пришлось делиться пайкой хлеба, о событиях, происходивших в то время в Печорлаге, автору этих строк рассказал, в свое время, сам Нукеш Жулудинов.
"Ехали в теплушках. Их сначала штук пять или шесть было. А потом чуть ли не на каждой станции стали цеплять новые, так что состав вытянулся, как змея. Полагалась нам на сутки 600-граммовая пайка хлеба да одна селедка. А воды нет. Жажды такая была, что все внутренности огнём раздирало.
На одной станции кто-то сиганул из вагона в снег. Не бежать - он пить хотел. Но это поняли позже, после того, как в него целую автоматную очередь всадили.
Правда, потом разрешили одному-двум из вагона набирать снега для всех. Дрались из-за него, хватали, кто сколько успеет.
Наконец доехали до города Печора. Здесь пересылка была. Тысячи людей сюда привозили, много фронтовиков. Но хозяйничали в лагере уголовники. Они грабили новичков, снимая с них одежду и бросая взамен какое-нибудь старье.
Фронтовиков, правда, не шмонали - чего с нас возьмёшь, кроме гимнастёрки да шинели.
На пересылке одолела меня цинга, и попал я в больницу. Здесь процедурной сестрой работала Светлана Тухачевская, дочь расстрелянного маршала. Ее репрессировали вместе с матерью. Не знаю ничего о ее дальнейшей судьбе. (Светлана Тухачевская была освобождена досрочно, по амнистии, в 1947 году. В 1957 году реабилитирована, умерла в 1982 году, на 61-ом году жизни - Sputnik).
Через несколько дней отправили меня с этапом в лагпункт Хановей. Это в переводе что-то вроде "долины ветров". Ветров там, действительно, хватало. И мороза, и снега тоже - по самую макушку. Оттуда погнали в посёлок Мульда. Там стройка открывалось - надо было железнодорожную ветку класть от Мульды до Воркуты.
И вот там, где эта ветка должна была пройти, стали лагпункты строить. Сами мы для себя бараки делали, сами вышки для часовых ставили да колючей проволокой их обносили. И спешили. Жить-то приходилось в палатках. И это при 50-градусных морозах и метелях.
Бывало на работу идём - держимся за верёвку. В двух шагах ничего не видно. Если отцепится кто-то - его даже охрана не искала: бесполезно.
Весной мы вселились в лагпункт. А под снегом болота оказались, с комарьем и гнусом. Стали мы лежневку делать из связанных между собой деревьев. А на них шпалы класть…
Работа была тяжелой, а кормежка становилась всё хуже. И тот паек скудный, что нам давали, разворовывали уголовники. У них "шестёрки" на кухне хозяйничали, тащили им всё оттуда. Группировка у наших уголовников называлась "блатные". А нам, "мужикам" (так они нас называли), то хлеба не хватит, то в похлёбке - одна вода. И слова не скажи - забьют вконец.
Люди становились дистрофиками, в ходячие мумии превращались.
И мы, бывшие фронтовики, решили положить конец этому издевательству. Уголовников у нас было всего человек 30-40. Да сколько же их можно терпеть! И вот однажды вечером, после работы, все поднялись. Как щенков мы наших "блатных" выбросили из барака. Били их чем попало. Они от страха в запретную зону попрыгали. Часовые, правда, их пожалели - стрелять не стали. И потом их от нас убрали.
А мы заявили руководству: не надо нам никаких группировок уголовных. А их то время много было: "блатные", "махновцы", "беспредел"… И все они за власть боролись, за право "держать колонию". И беда, если, например, "махновец" попадал в зону, где правили "блатные". Его просто-напросто могли убить.
И вот мы сами стали проверять заключённых с этапа. Всех уголовников предлагали сразу заворачивать, иначе, мол, за себя не ручаемся. Начальству нашему лишние ЧП тоже были ни к чему, поэтому оно не возражало против нашей сортировки и даже помогало нам.
Хотя для нас риск тоже был большой. Если кого-то из наших "мужиков" отправляли в другую колонию, его на следующий же день могли не досчитаться. Преступный мир не прощал подрыва своего авторитета.
Однажды пригнали к нам очередной этап. Мы, как обычно, стоим, встречаем. Спрашиваем: кто такой, к какой группировке относишься? И вдруг видим: идут рослые здоровые парни. Одеты хорошо - уголовники их на пересылке даже не тронули. Обращаемся к ним, а они по-русски почти не говорят. Поняли мы, что это прибалты.
Выделили им одну барачную секцию. До этого был у нас майор Сушко (по спецдокументам Яков Сушков - Sputnik). Попал он сюда по 58-ой статье, пункт 10. Что-то антисоветское сказал. До этого воевал, потом лейтенантов "скороспелок" готовил. (По прокурорским данным, за хищение государственного и общественного имущества - Sputnik). Так вот его бригадиром над прибалтами назначили.
Работать эта бригада стала отменно. Ее даже на отдельное котловое довольствие поставили. Мы начали злиться на Сушко: чего ты со своими выделяешься, мы что, хуже?
А он улыбается в ответ - вы же видите: они как лошади вкалывают, им и есть больше надо. О том, что не зря прибалты копили силы, стало понятно месяцев через семь-восемь.
В один из зимних вечеров 1948 года мы, как обычно, закончили работу, стали в лагерь собираться. Шесть охранников ещё сидели по двое у трех костров, не спеша допивали чай.
Прибалты Сушко обступили своего бригадира, он какие-то указания давал. Потом смотрим: к каждому из костров направились по двое его людей. Подошли все одновременно и вдруг – удар, второй… И уже охранники все на снегу лежат, а у прибалтов в руках их оружие – три автомата и три винтовки.
Мы в шоке все: смотрим, что дальше будет. А дальше Сушко подошел, говорит: "Кто хочет – присоединяйтесь к нам. Нет – неволить не будем. Но предупреждаю: ведите себя так, будто ничего не произошло. Иначе не обижайтесь".
Мы пошевелили мозгами и решили держать нейтралитет. Возвращались, как обычно, под конвоем. Только конвоирами были теперь люди Сушко. Сначала на пути у нас казарма была с охраной, а через несколько километров – уже зона.
Когда к казарме подошли, прибалты сразу бросились в ворота. Слышим: автоматы глухо застучали. Потом Сушко к нам вышел. Голос у него стал властный, командирский. Приказал построиться и идти в зону.
Зону "сушковцы" захватили быстро. Потом состоялся митинг. Открыл его "профессор" – так звали у нас дряхлого старичка, в прошлом, как говорили, большого учёного. Ему не привыкать было – он каждое утро перед разводом перед нами выступал. Говорил, что Сталин - кровавый деспот, предавший идеи Ленина, что строим мы не социализм, а неизвестно что.
Оратор он был прекрасный. Но руководство считало его сумасшедшим, поэтому и не запрещало ему этих крамольных речей. Может, ещё и потому, что срок у профессора был по 58-ой статье максимальный - 25 лет. Теперь-то я понимаю: не он, а мы были сумасшедшими, веря, что Сталин ничего не знает о массовых репрессиях.
Так вот на митинге "профессор" сказал, что Сушко - это смелый человек, не побоявшийся бросить вызов диктату Сталина, и призвал всех идти с ним. Человек 15 или 20 последовали призыву профессора. Бунтовщики собрали все белые простыни (вместо маскхалатов), захватили все оружие, патроны, продукты питания и тронулись в путь. (По прокурорскому спецдонесению, ушли в бега 66 осужденных. Затем они разделились на две группы - Sputnik).
После их ухода в колонии полная анархия началась. Все рванулись на кухню, склад… Набрали хлеба, консервов, круп. Разожгли костры, стали кашеварить. В общем, впервые за многие годы объедаловку устроили.
Но долго наслаждаться свободой не пришлось. Через несколько часов по узкоколейке прибыл состав с военными, нас выстрелами загнали в бараки. Но, увидев, что мы ни при чём, оставили несколько охранников и отправились в погоню за бунтовщиками.
О дальнейших событиях мы узнали от того самого старика профессора. Он ушел вместе с Сушко, а через несколько недель вновь появился на пересылке, потом его отправили в один из лагерей.
Оказалось, что, когда "сушковцы" ворвались в зону, дежурный успел передать по селектору, что в лагере бунт. И потому так быстро было организовано преследование восставших.
А план у Сушко, по словам "профессора", был такой: дойти до Воркуты (это от нас 31 км) и поднять там восстание. Сделать это, наверное, было нетрудно, потому что в Воркуте – в то время маленьком городке – жило много каторжан. Почти у всех срок 25 лет. Им нечего было терять, кроме своих цепей. А там – аэропорт, из которого куда угодно можно улететь.
Но выполнить задуманное бунтовщикам не удалось. Их окружили регулярные войска. Восставших не щадили. Когда в живых их осталось несколько человек, Сушко поднялся во весь рост и крикнул, стреляя из автомата:
"Глядите, как русские умирают!"
Его изрешетили очередями, как и многих. Пощадили только профессора, у которого не было оружия, – дряхлый, сумасшедший старик… (По спецдонесению, из этой группы в 30 человек живыми остались десять - Sputnik).
Не берусь судить Сушко – прав он, или виноват – в этом разберется история, которая все когда-нибудь расставит по своим местам", – сказал Нукеш.
От звонка до звонка – десять лет – отбыл в Печорлаге Жулудинов.
Выжил, выдержал. Освободившись в 1955 году, заехал на месяц-другой погостить к родным в Кузбасс, а потом махнул в Павлодар, с которым и связал всю свою дальнейшую жизнь. Работал в подсобном хозяйстве при облбольнице. И при этом учился на шофёра. И как только открылась автобаза №3, сел за баранку грузовика. Потом в автобазе №2 возил щебенку для павлодарских улиц. А в 1963-ем году перешёл на завод "Октябрь", где возглавил бригаду грузчиков. Но потом вновь сел за руль полученного заводом новенького самосвала ГАЗ-93 и не выпускал из рук его руль до самого ухода на пенсию в 1984 году. Заслужил медаль "За трудовое отличие". Потом возглавлял совет ветеранов войны и труда своего завода.
Как-то по ветеранским делам Нукеш Жулудинов зашёл в редакцию областной газеты, где тогда работал автор этих строк. Разговорились, и он поведал историю нелёгкой своей жизни.