АСТАНА, 19 янв — Sputnik. Известный политолог, заместитель директора Казахстанского института стратегических исследований (КИСИ), доктор политических наук Санат Кушкумбаев рассказал в интервью Sputnik о том, что ждать от предстоящих в Астане переговоров по Сирии, и какие политические бонусы получит Казахстан от проведения этого мероприятия.
– Ранее неоднократно в сети появлялась информация о возможном приглашении на переговоры в Астане представителей команды Дональда Трампа. Как вы считаете, насколько зависит успех переговоров по Сирии от того, прибудут ли они на нашу политическую диалоговую площадку?
– Это, прежде всего, следует рассматривать как политический жест со стороны России, Турции в сторону новой администрации США, которая буквально завтра приступает к обязанностям. Это попытка вовлечь их в конструктивные переговоры. Но исход переговоров от этого никак не зависит.
– Но США являются значимым игроком в этой ситуации…
– Да, это значимый игрок, безусловно. Если говорить в узком смысле, есть две договаривающиеся стороны. Это сирийские переговоры – оппозиции вооруженной и сирийского правительства. Безусловно, фактор США очень значим. Но именно в контексте переговоров в Астане – это несущественно.
– А какая роль отводится представителям России и Турции на этих переговорах, если это “сирийские переговоры” в первую очередь?
— Это стороны, имеющие влияние на стороны сирийского конфликта. Россия, Иран поддерживают правительство Ассада, у Сирии с Турцией самая протяженная граница. Как они повлияют на их партнеров – это важно.
– У России и Турции роль “модераторов”?
– Они лишь те, кто помогает, продвигает, стимулирует переговорный процесс.
– Теоретически, если команда Трампа прибудет в Астану… Может ли оказаться это явным признаком размежевания США и Европы по вопросу Сирии?
– Не думаю. Но сейчас говорить об этом преждевременно.
– Точной информации о переговорах не очень много. И так уж получается, что из российских, а иногда и зарубежных источников мы получаем больше конкретики о переговорах в Астане, чем от наших официальных ведомств. С чем это связано, на ваш взгляд? Указывает ли это нашу скромную политическую роль в переговорах, либо такая лаконичность может быть связана с вопросами безопасности?
– Осторожность казахстанских политиков связана, прежде всего, с тем, что Казахстан здесь выступает в роли “честного брокера” – мы предоставляем площадку, для нас важен сам диалог политический, дипломатический. Уже результат – дело самих договаривающихся сторон. Наше влияние очень ограничено. Мы предоставляем нейтральную, взаимоприемлемую для сторон площадку.
– Недавно экс-министр финансов Зейнулла Какимжанов высказался в соцсетях – и его точку зрения можно считать интересной – о том, что Путину выгодны переговоры по Сирии в Астане с ракурса политического знака: якобы переговоры проходят без участия Запада. Как вам такая версия?
– Вы сами себе противоречите. Если приглашается новая администрация Трампа, то уже Запад участвует… Потом, не стоит преувеличивать те двусторонние, многосторонние противоречия, которые существуют у России с Западом, у Турции с Европой и США. Это разные вещи. Сирийский кейс – многослойный пирог, и заинтересованность Запада не меньшая в том, чтобы купировать сам кризис, поставить его на траекторию нормализации. Сам кризис с беженцами уже показателен. Стороны хотя и по-разному видят выходы из кризиса, но в целом общая финальная точка близка (по взглядам. – Прим. ред.) – это прекращение огня, диалог, возможность использования больше дипломатических методов, а не военных.
– Зачем Казахстану переговоры по Сирии? И зачем переговорам по Сирии Казахстан?
– С этой точки зрения – зачем швейцарской Женеве нужны эти переговоры?
– Женева это традиционная мировая диалоговая площадка…
– В данном случае Казахстан тоже позиционирует себя так. Его миротворческие усилия связаны не только с сирийским кейсом. Можно вспомнить переговоры по иранскому ядерному досье – два раунда было в Алматы, они тоже сыграли свою положительную роль в нормализации ситуации. Просто абстрагироваться и считать, что мы очень далеко географически, мало связаны с проблемой – это страусиная политика. Казахстан проводит проактивную политику на международной арене. И, естественно, миротворчество – это важно не только с точки зрения репутации, имиджа, но и с точки зрения прагматических интересов вообще: сирийский кризис негативно влияет на всю атмосферу международных отношений, отравляет отношения не только между региональными державами, но и мировыми грандами. Сколько усилий прилагает Россия, США, Иран, европейские страны… Говорить, что это не носит практического значения – неверно. Снижение конфликтности – это уже большой вклад в дело международной стабилизации. В этом плане, это важная миссия. Астана не может быть в стороне от этого процесса.
– Вы сказали, что сирийский вопрос отравляет отношения между странами. Но разве сирийский вопрос не является точкой выхода ранее испорченных отношений держав в постоянной международной политической борьбе?
– Дело в том, что история сирийского кризиса – это не только 2011 год, начало гражданской войны, масштабных разрушений. Он имеет большую историю. Это история и самого создания сирийского государства. Это история и межконфессиональных отношений на Ближнем Востоке. В сирийском фокусе проецируются многие региональные, ближневосточные проблемы. Это отношения на этническом, конфессиональном уровне, это конфликт между европеизированными элитами и традиционалистами… разные вещи. Там многослойный пирог, имеющий большой исторический бэкграунд.
– Во время женевских переговоров по Сирии была интересная проблема. Сирийская война – война восточная. Там хватает, кому против кого дружить. Какое-то время даже была дискуссия: какое движение должно представлять так называемую “сирийскую оппозицию”. Как думаете, удастся решить этот вопрос на переговорах в Астане, и делегаты каких сил должны оппозицию эту представлять? Мы же понимаем, что этот заезженный термин удобен в публикациях, но может помешать реальному делу…
– Вопрос правомерен. Не стоит завышенные ожидания возлагать на переговоры в Астане. Во-вторых, оппонирующие официальному Дамаску силы представляют различные группировки, поэтому нельзя сказать, что все они могут быть представлены на одной платформе, в рамках одной организации… Они объединены общей целью – свергнуть режим Башара Асада. Но при этом они и между собой ладят далеко не все.
– И как же удастся, на ваш взгляд, решить эту проблему в Астане?
– Неправильный вопрос. Основная цель переговоров в Астане – прекращение огня между сторонами, и не ставится вопрос, да и нет такой цели для Дамаска и другими сторонами, чтобы в какое-то агрегатное состояние всю оппозицию столкнуть. Это уже вопрос к ним самим – как они сами себя будут позиционировать, смогут ли договориться и так далее. Такой задачи на предстоящей астанинской встрече не стоит. Речь идет о конкретных вещах – вроде прекращения огня.
– Но кто с кем должен договариваться? Делегаты каких сил должны представлять эту оппозицию?
– Обобщенная группа сил, которая вовлечена в переговорный процесс. Если стороны смогут договориться, то это будет правительство Сирии с одной стороны, и представители этих группировок, разрозненных сил – с другой. И там не будет одного человека, ставящего подпись.
– Зависит ли успех астанинских переговоров по Сирии от стремления к наиболее широкой представленности всех задействованных в конфликте сторон?
– Сложно сказать, что все противоборствующие группы официальным властям будут представлены на переговорах в Астане. Вот в чем вопрос. Тех, кто приедут, захотят, проявят политическую волю – те там и будут.
– Недавно секретарь сирийского движения “Народная дипломатия” Махмут аль-Афанди заявил, что их представители приедут неофициально, да и о представителях других сил он сказал то же самое – есть вероятность неофициального визита с целью понять, что их ожидает в Женеве на предстоящих переговорах. Эти переговоры по Сирии будут ли результативны в таком случае?
– Даже участие в качестве наблюдателей – уже вовлечение в диалоговый механизм, политический и дипломатический. Это уже сам по себе позитивный шаг. Но я повторюсь: Астане принципиально важен сам политический диалог. И если стороны хотя бы на маленький шажок будут ближе к такому варианту – это уже позитивный “выхлоп”. Опять же, это дело самих договаривающихся сторон – пути компромисса… Даже в случае небольшого результата этой встречи, сам факт диалога позитивен. Люди ведут дебаты, а не стреляют друг в друга. Астанинская платформа – не замена женевской. Она является важным промежуточным звеном, индикатором. Если будут определенные договоренности будут достигнуты, в Женеве продолжится этот диалог.
– Кстати, вы подняли интересную проблему. Встречи в Астане и в Женеве – это два переговорных процесса, или, по сути, один – ведь предмет дискуссии тождествен?
– В целом, естественно, предмет один. Просто они используют разные инструменты, платформы – Астана, Женева – неважно. Это площадки, цель одна.
– Является ли создание астанинской площадки попыткой организации альтернативного переговорного процесса, если уж мы говорим о Женеве?
– Нет, это не альтернатива.
– А зачем вообще переговоры в Астане нужны Москве?
– Это нейтральная площадка. Россия и Турция вовлечена в сирийский кризис. Швейцария не вовлечена, Казахстан не вовлечен. Стороны должны доверять нейтральности той или иной площадки.
– То есть можно сказать, что Казахстан – региональная Швейцария?
– Можно сказать, что это одна из политических столиц, которая стала местом переговоров. Не впервые, кстати говоря.
– Какие политические баллы получит Астана в случае успеха переговоров?
— Безусловно, усиливается международная позиция Казахстана, не только репутационная. Учитывайте еще и то, что на ближайшие два года мы — непостоянные члены Совета безопасности ООН. То есть это вклад в международную разрядку напряженности. Пусть это заезженные слова, но их периодически необходимо подтверждать. Это то, ради чего создавалась ООН, то, ради чего предпринимаются миротворческие усилия Казахстана. Вклад нашей страны в мир и стабильность.
