"Поедешь в командировку на ночной гослов. Мы уже все на нем перебывали, а ты это все свежим взглядом увидишь и напишешь нормально. Возражений нет?" - спросил он. Возражений не было.
Сразу же после обеда мы вместе с завсельхозотделом газеты Виктором Ивановичем на его моторке двинули по Оби к месту ночного государственного лова. В обязанности хозяина лодки входила не только доставка моего бренного тела к месту работы, но и фотографирование самого процесса добычи рыбы, поскольку он к тому же исполнял обязанности фотокора.
Путь наш занял несколько часов. Лодка шла сноровисто, оставляя за собой бурун темно-зеленой воды, а с берега на нас глядели такие же темные великаны-кедры.
Казахстанцы все чаще покупают черную икру из Кыргызстана - Досаев
Когда впереди показалась стоявшая у берега большая баржа, которая, как я потом узнал, называлась брандвахта, на волнах уже плескались огненные блики заката. Наше суденышко ткнулось носом в деревянный трап плавсредства, и на борту баржи тотчас же показался здоровый мужчина лет пятидесяти.
Увидев его, мой коллега как-то сразу стушевался:
"Это бригадир, он тебе все расскажет, а я с ним разговаривать не хочу. У меня тут, в селе рядом, друг есть, я с ним пообщаюсь", - сказал он.
Причину их отношений с бригадиром, а вернее, их отсутствие я, в силу своей природной скромности, выяснять не стал и, пожав плечами, стал подниматься на баржу по трапу.
Вблизи бригадир оказался еще внушительнее, чем издали. Он был высокого роста, широк в плечах, кряжист и чем-то напоминал медведя, как обычно принято изображать сибиряков в прессе и литературе.
Как неудачное свидание помогло студенту раскрыть неожиданный талант
Мое мнение о его силе значительно укрепилось после приветственного рукопожатия, ибо я чуть не заорал от боли, когда он, словно тисками, сжал в своей медвежьей лапе мою руку. Но, несмотря на столь "дружеское" приветствие, вид у Медведя был угрюмый, и к радушному общению явно не располагал. Как настоящий сибиряк, он был слегка пьян, что определялось по запаху и красному лицу его обладателя.
"Здравствуйте, я корреспондент районной газеты, мне нужно написать о ночном гослове. Но я никогда на нем не был и ничего в этом не соображаю. Надеюсь, вы меня просветите?" - протараторил я, словно боясь получить от ворот поворот.
Выслушав мою тираду, Медведь выдержал большую паузу. И когда я уже с тоской подумал, что зря согласился на эту командировку, вдруг рявкнул звериным басом:
- А ты мне нравишься, корреспондент! Молодец!
- П-почему - молодец? - удивился я.
- Да потому что не люблю я вашего брата. Все-то вы знаете, все-то умеете, а потом напишете всякую хрень. Вон - твой друг (указал он почему-то кулаком на Виктора Ивановича, спешно отчаливавшего от баржи) в прошлом году такое наворотил в вашей газете, что вся бригада неделю надо мной смеялась. А ты сразу признался, что не смыслишь ничего в нашем деле, значит, честный… А я честных люблю, - прорычал он уже более дружелюбно. - Пойдем, сейчас все тебе расскажу и покажу, только не ври потом в своей статье.
Я клятвенно заверил хозяина гослова, что напишу все, как он расскажет.
Будущий герой моего очерка, как он позже представился - Альберт Робертович, толкнул дверь на палубе баржи, за ней была лестница, ведущая в трюм.
Спустившись, мы оказались в небольшой столовой, добрую половину которой занимал сработанный из дерева массивный стол. На нем высилась большая алюминиевая кастрюля литров на пять, еще стояли несколько тарелок с ложками. Вилки сибиряки не признавали. Около стола суетилась женщина пенсионного возраста.
"Ну-ка давай, Матвеевна, сооруди нам ужин", - сказал бригадир.
Старушка засуетилась еще сильнее, и минут через десять на столе появилась большая тарелка с огуречно-помидорно-луковым салатом, приправленным подсолнечным маслом, нарезанный большими ломтями черный хлеб и чистая посуда для гостя в виде тарелки, ложки и граненого стакана.
Мои слабые возражения по поводу того, что я несколько часов назад дома пообедал и еще не проголодался, бригадир проигнорировал. Он сунул руку под стол и извлек оттуда бутылку "Столичной".
"Мне же работать надо", - слабо пролепетал опять я, на что хозяин стола резонно заметил, что перед всякой работой надо хорошо подкрепиться, очевидно, имея в виду и еду, и спиртное.
"Я уже одну такую выпил - и видишь, работаю, - поставил он меня перед фактом. - Вот бери, закусывай, - продолжил он, налив водки себе и мне одинаково, по полстакана, и открыл крышку алюминиевой кастрюли.
Она была доверху наполнена черной икрой, сверкающей и переливающейся, похожей на сказочные драгоценности в волшебном ларце. Такого огромного великолепия я не видел никогда, поэтому взял ломоть хлеба и слегка намазал его черным деликатесом.
Еще не закончив эту процедуру, я вдруг поймал на себе злой взгляд бригадира. Далее последовало действие. Он выхватил у меня из руки хлеб с икрой и бросил его на стол.
"Интеллигента из себя строишь! - зарычал опять Медведь. - Ты чего икру на хлеб мажешь? Ложка у тебя зачем? Если тебе этого мало, сейчас еще столько же сделаем. Михайловна, тузлук* у тебя остался?" - рявкнул он старушке.
"Да, Робертович", - засуетилась та.
"Не надо, что вы, - вмешался я. - И причем здесь - интеллигент, просто я эту икру на Урале только в детстве пробовал, когда у нас на выборах бутербродики с ней продавали. А чтобы большой ложкой…"
"Ты не врешь? - вдруг подобрел бригадир после моего признания. - А я ее с детства ложкой жрать привык. Здесь у каждого старожила дома бочонок стоит с такой икрой и с лучком. Ну ладно, не обижайся, ешь давай, она полезная. От малокровия лечит".
На анемию я не жаловался, но, чтобы не вызвать повторения бригадирского гнева, положил себе в тарелку несколько столовых ложек деликатеса и стал закусывать им водку.
Надо заметить, что икра благотворно влияла не только на малокровие. Она хорошо противодействовала опьянению. Распив бутылку, мы с бригадиром сели на подчаливший к брандвахте катер-метчик почти трезвые.
Система ночной рыбалки заключалась в том, что один конец трала закреплялся на нашем катере, а другой на берегу наматывала на деревянный ворот движущаяся вокруг него лошадь. Потом катер поворачивал к берегу, а там рыбаки, в резиновом обмундировании с головы до ног, стоя по пояс в воде, колотили по ней палками, чтобы рыба не ушла мимо сети. Затем весь улов грузили в подошедшие лодки.
В каждой оказалось по одному-два осетра. Один из них - огромный, полутораметровый - не мог смириться со своим положением пленника и бил хвостом. От его могучих ударов находившаяся в лодке стерлядь, нельма, муксун и другая ценная рыба разлеталась в воду. Тогда один из рыбаков влез в судно и несколькими ударами дубинки, которой загоняют рыбу в трал, успокоил разбушевавшуюся царскую красавицу.
Изо рта у буяна хлынула кровь, совсем как у животного, и мне стало его жалко. Но для рыбаков усмирение осетров было делом привычным. Кстати, за этот замет мы выловили их целых десять штук, что очень обрадовало бригадира.
"Слушай, это, наверное, ты счастливый такой, - польстил он мне, - больше восьми за раз у нас уже несколько дней не было. Такое дело надо отметить", - добавил хозяин лова, не взирая на мои тщетные попытки отказаться.
И мы опять пили водку, закусывая ее ложками черной икры. Потом был другой замет - правда, тогда уже поймали только девять осетров, не считая другой рыбы. Но и это было тоже успехом.
Помню еще из той рыбалки, как мы стояли на палубе катера-метчика, в ночной прохладе, струившейся от воды, и я читал бригадиру на немецком языке легенду о Lorelei из школьной программы, поскольку он поведал мне, что сам из поволжских немцев, переселенных сюда в годы Отечественной войны. Внимательно выслушав мою декламацию, бригадир отметил:
"Красиво звучит, но мы так не говорим. У нас, здешних немцев, язык проще".
Под утро наша командировка закончилась, и мы с Виктором Ивановичем, который успел не только нафоткать массу снимков гослова, но и сгонять на моторке в соседнее село к своему другу, отчаливали от брандвахты. Бригадир опять своими медвежьими тисками сжал мне на прощанье руку, но уже гораздо бережнее, чем при встрече, и подарил 19 больших муксунов и баночку икры.
"Ему не давай, - показал Медведь опять кулаком на моего коллегу. - И напиши все нормально", - пожелал он мне на прощанье.
Речные дары мы с проштрафившимся Виктором Ивановичем, конечно, разделили поровну. В статье я постарался предельно достоверно отобразить процесс лова, опустив из текста икру и водку. А через неделю после выхода газеты бригадир позвонил в редакцию, но, не застав меня, попросил секретаршу передать от него спасибо. Значит, очерк о ночном гослове получился нормальный.
*Тузлук - раствор поваренной соли для засола рыбы и икры.
