- Хочешь увидеть, кого я скоро встречу? - спросил Станислав и, не дожидаясь ответа, повернул ко мне картину. На ней красовалась написанная маслом красивая девушка с загадочной улыбкой. Прямо, как у Джоконды. Портрет был не закончен.
- Это Надежда, Надя, - сказал художник. - Моя муза.
- И когда ты ее встретишь? - недоверчиво поинтересовался я.
- А вот как только допишу этот портрет, так и встречу. Если очень верить во что-то, оно обязательно сбудется, - безапелляционно заявил художник.
Я принял этот афоризм за очередную причуду своего старшего друга и вскоре забыл о нем.
…Тут надо сделать необходимое отступление и рассказать читателям о Станиславе.
Впервые я услышал о нем год назад, когда учился в шестом классе. Для нашего заштатного уральского городка он казался знаменитостью. С детства удивлял способностями в живописи, без труда поступил в художественное училище, затем талантливого выпускника вне конкурса зачислили в академию художеств. Наверное, он и дальше мог бы прославлять свою малую родину шедеврами живописи, но на пятом курсе учебы неожиданно потерял рассудок. Шизофрения в самом классическом виде. Руководство вуза с сочувствием отправило его в академ, и он вернулся в родной город.
Но оказалось, что здесь его никто не ждал. Отец бросил семью, когда Станислав еще учился в школе. После чего мать с горя пустилась во все тяжкие, предоставив сына самому себе. А теперь, узнав, что он свихнулся умом, заявила родному ребенку на пороге, что ей такая обуза не нужна, она еще хочет устроить свою личную жизнь. Стасу принадлежала третья часть их семейной трехкомнатной квартиры, но он был гордым. Поэтому повернулся и ушел. В никуда.
Вначале жил в мастерской у одного из местных оформителей, нещадно эксплуатировавшего его за ночлег, заставляя делать халтуру, за которую не платил. Станислав попробовал продавать свои картины, но местное население любило только бесплатное искусство, которым можно было полюбоваться в стареньком городском музее.
Ему оформили пенсию по инвалидности, но он почти всю ее тратил на холсты и масляные краски, так что денег на еду у него практически не оставалось. Утром художник приходил в местный ресторан, днем работавший как столовая, и заказывал чай и хлеб с маслом.
Узнав о его судьбе, официантки стали жалостливо подкармливать своего клиента, убеждая художника, что его копеек хватает еще и на котлетку с картофельным пюре, и на овощной салат, а иногда и на борщ.
Но вскоре о Станиславе прослышал председатель горисполкома. Добрейшей души человек, он распорядился без очереди выделить ему однокомнатную квартиру. Такая пустующая оказалась в нашем двухэтажном трехподъездном доме. Подчиненные сделали в квартире ремонт и даже частично меблировали ее.
С тех пор художник стал любимцем почти всех наших жильцов, особенно детворы. Он набрасывал карандашом портреты ребятишек и щедро дарил их на память, ничего не требуя взамен. Впрочем, мы и наши родители, в знак благодарности, снабжали Станислава всякими разносолами. Он казался нам вполне нормальным человеком, хотя и с небольшими заскоками. Но у кого их нет?
Со мной он сдружился больше всех, потому что увидел во мне родственную душу. Я один из дома увлекался живописью и ходил на занятия в городскую изостудию, которую вел наш школьный учитель рисования.
Станислав разрешил мне обращаться к нему на "ты" и называть его Стасом. Он рассказывал о великих мастерах кисти, учил меня искусству мазка. В связи с этим, я уже подумывал даже бросить изостудию, но жаль было обидеть нашего учителя, который тоже давал нам уроки бесплатно.
Однажды Стас (теперь я буду называть его так) сказал мне, что сделает ремонт в своей квартире.
- Зачем? - удивился я. - Ее же только что отремонтировали - и покрасили вон, и линолеум постелили…
- Просто поменяю колер для стен, - объяснил он.
От моего предложения помочь он отказался.
…Сказать, что я был ошарашен, когда увидел квартиру после ремонта, проведенного Стасом, это значит, ничего не сказать. Все стены и потолок комнаты были выкрашены в …черный цвет, и она походила, в моем понимании, скорее на какой-то склеп (хотя я никогда его не видел), чем на комнату в нормальной квартире.
- Черный цвет - очень сложный и состоит из множества оттенков. С древних времен он используется в живописи и оформлении. Означает одновременно печаль и торжество, строгость и изящество, силу и власть. Ты, как начинающий художник, должен это знать, - терпеливо разъяснил мне Стас столь ужасный, на мой взгляд, выбор колера.
Спорить с ним было бесполезно.
Тогда же произошло другое, не менее интересное событие, с которого началось это повествование.
Придя к Стасу в очередной раз, я увидел сидевшую ко мне спиной девушку.
- Познакомьтесь, - сказал художник, это мой юный друг. - А это - Надя. Помнишь, я писал ее портрет? - спросил он меня.
- Помню, отвечал я.
- Так вот, смотри, - продолжил Стас и поставил копию рядом с оригиналом. Сходство было невероятным.
- Вы давно знакомы, - поинтересовался я у гостьи.
- Если бы, - отвечала девушка. - Не больше получаса. Случайно встретились на улице, он подошел и говорит, что давно меня ждал и даже написал мой портрет. Предложил показать. Я думала шутит, из интереса только согласилась. Но, ведь, правда, я похожа? - спросила она.
Не согласиться с ней было невозможно.
- Но странно еще то, что он знает, как меня зовут, - удивленно продолжила девушка. - Я впервые в вашем городе, только вчера приехала погостить к подруге. И он не мог нигде меня раньше видеть. Чудеса, да и только! - развела она руками.
- Никаких чудес! - безапелляционно отрезал Стас и повторил ранее сказанную мне фразу:
- Если очень верить во что-то, оно обязательно сбудется.
- Такой удивительный и странный, - сказала Надежда и тепло улыбнулась художнику.
Я понял, что им еще надо много сказать друг другу и поспешил откланяться. Тоже удивленный не менее гостьи.
Потом, после долгих раздумий, я объяснил себе все случившиеся чудеса. Вероятно, Стас где-то все-таки встречал эту девушку, ну, или очень похожую на нее, а потом по памяти нарисовал. Что касается ее имени, то оно довольно распространенное, и художник мог просто случайно угадать его. Хотя до конца этот пазл в моей голове так и не сложился - уж слишком много получалось совпадений.
А Стас и Надя подружились, девушка стала часто появляться в его квартире. Причем, новую знакомую, похоже не смущали ни черный цвет стен и потолка, ни другие странности в поведении художника. Сама она не увлекалась живописью, училась на экономическом факультете университета, но с большим интересом слушала рассказы Стаса о художниках, особенно об импрессионистах, эмоционально переживала мытарства Ван Гога, картины которого при его жизни никто не хотел покупать. Она была очень эмоциональной натурой, и в этом они роднились со Стасом.
А в его безумной голове родилась новая идея фикс. Когда мы были с ним на пленэре (я от него впервые узнал это французское слово) на обрывистом берегу нашего водохранилища, он вспомнил прочитанный в детстве роман известного фантаста Александра Беляева "Ариэль". Если помните, герой его - летающий юноша. Так вот, Стас вдруг заявил, что он тоже может летать. И хотел тут же продемонстрировать это мне.
- Я прыгну с обрыва, долечу до воды, и не разобьюсь - там сразу – глубина. В юности нырял с десятиметровой вышки, - заявил он.
Я не на шутку перепугался его безумной идеи. И даже не из-за высоты, хотя она была метров пятнадцать. Но дело в том, что под кручей, на которой мы сидели с мольбертами, простирался каменистый пляж, а до воды было еще с полсотни метров. Которые сумасшедший Стас, видимо, хотел пролететь, как Ариэль.
Жутко вспомнить, каких трудов мне стоило отговорить его от этой затеи. Я успокоился только после того, как он пообещал, что в ближайшее время не станет прыгать. Что значит "ближайшее время" - неделя, месяц, год - Стас уточнять отказался.
- Пообещай, что Наде ничего не скажешь об этом, а то она тоже будет мне морали читать, - попросил он.
Я пообещал, в глубине души все же надеясь на то, что он забудет об этой своей нелепой мечте.
Но, как я вскоре понял, надежды мои были напрасными. Потому что в квартире Стаса, а лучше сказать, мастерской, через несколько дней появилась новая картина. На ней был изображен юноша с крыльями, похожий на Икара, прыгающий в море с отвесной скалы. Моря у нас не было и крыльев у Стаса тоже, но связь его сумасшедшего намерения с сюжетом картины была видна, как на ладони.
- И для чего это ты изобразил? - разозлился я.
- Это просто фантазии на тему человеческих возможностей. Художник без них - творческий труп, - ответил он, улыбаясь.
Улыбка его мне не понравилась - было что-то в ней и хитрое.
… А два дня спустя мне позвонила на домашний телефон Надежда.
- Стас разбился, - тихо сказала она и заплакала.
- Как? Совсем? - тоскливо спросил я.
- Нет, он в больнице. Ты можешь подойти?
Через какие-то четверть часа - больница находилась рядом с домом – я уже бежал по ее коридорам.
Надежда была в палате у Стаса. Несмотря на забинтованную голову и загипсованную ногу, мой друг …улыбался.
- Я прыгнул! Я летел! - закричал он, тут же сморщившись от боли.
- Бредит, - сказала Надежда. - Его еще вчера доставили сюда в реанимацию. Без сознания, с черепно-мозговой травмой, сотрясением мозга, переломом ноги и ушибами. Никаких документов у него не было. Только сегодня утром очнулся, сказал, кто он и назвал телефоны: мой и твой. Позвонили мне, а я уже тебе. Твой телефон у него в календаре был записан.
На этом наше посещение больного закончилось, потому что вошедшая медсестра зло накричала на нас и выгнала из палаты - пострадавший был еще очень слаб, и разрешения на его посещение нам никто не давал.
Мы зашли к лечащему врачу Стаса, чтобы узнать, что с ним случилось. Хотя, в отличие от Надежды, я уже и так понимал это.
- Ну, дорогие мои, что я могу сказать? - Я как раз вчера дежурил по отделению, его без сознания два рыбака привезли и рассказали такую историю. Мол, сидят они в лодке, метрах в двадцати от берега. И вдруг с неба, прямо чуть ли не на них, что-то как хлопнется в реку! Смотрят: человек в воде. Откуда взялся - непонятно. Они вначале подумали, что он с самолета упал. Затащили его в лодку, потом привезли в больницу, хорошо, что машина у них была. Я посмеялся: вы, наверное, выпили хорошо там, в лодке, вот вам и показалось, что он с неба свалился. А они клянутся, что спиртного в рот не брали. Хотя, вроде, запаха от них не было. Ну, Бог им судья. А друга вашего после лечения придется в психушку отправить, - изрек врач.
- Зачем в психушку? - одновременно вскричали мы с Надеждой.
- А что ж вы хотите - попытка суицида. Порядок у нас такой. - Тем более, что он там на учете. А у нас в больнице только телесные травмы лечат, не душевные, - резюмировал наш собеседник.
- Доктор, он не хотел лишать себя жизни, - сказал я.
- А что же он собирался делать, бросившись в воду, - усмехнулся врач. - Вроде, ноябрь на дворе, нормальные люди уже не купаются. Или, может быть, он морж у вас?
- Он лететь хотел, - сказал я, понимая, что несу глупость.
- Чего? – рассмеялся наш собеседник? - Ты сам-то нормальный?
- Он нормальный, и Стас нормальный, - вдруг прервала его Надежда. – Сами вы ненормальный!
- Ну, дорогие мои, оскорблять себя я не позволю. До свидания, - завершил встречу доктор.
Мы с Надеждой тихо шли по больничному скверу.
- Так, значит, он не бредил, когда сказал тебе, что летел, - спросила девушка. Я кивнул головой и поведал ей о мечте Стаса.
- Почему мне раньше ничего не сказал, - укоризненно спросила она.
- Стас просил не говорить, - ответил я.
- Дураки вы оба, - махнула она рукой. - Но я все равно его не брошу. Возьму в универе академ и устроюсь здесь на работу.
И вдруг крепко обняла меня. Хотя я понял, что объятия эти предназначались Стасу. И вспомнил его слова:"Если очень верить во что-то, оно обязательно сбудется".