Об этом рассказ колумниста Sputnik Кыргызстан.
Это теперь она грациозная и вальяжная, с прищуром ленивого наслаждения. А несколько лет назад в числе четырех брошенных котят сидела в коробке, которую приставили к фундаменту нашей дли-и-и-ин-ной почти 100-квартирной пятиэтажки, решив, видимо, что над животными сжалятся и разберут. Два дня вокруг коробки щебетали дети, которые кормили брошенных: доставали их из высокой коробки, чтобы погладить и дать побегать хотя бы в пределах двух метров, и слезно умоляли родителей взять к себе хоть одного котеночка.
Похоже, после всенощного жалобного мяуканья под окнами некоторые родители согласились, и в коробке осталась только она — маленькая, испуганная, метавшаяся и кричащая кошечка белого цвета. Со временем каким-то естественным способом она стала дворовой кошкой, переместившись в подвалы соседнего двухподъездного дома, который невыгодно загородил от солнца и вида на горы наш дом. Ввиду превосходства в расположении жильцы нашего дома менялись, а в доме-коротышке осталось больше прежних жильцов, которые теперь стали старичками: ворчливыми бабулями и молчаливыми дедулями.
Один такой дедушка, преодолевая лестницы и очень тяжелые теперь для него бронированные на кодах двери, каждый день выходит к кошке с чашечкой еды. Он не бросает корм ей из окна, а, приготовив себе супчик или кашу, добавляет в кошачью чашку молоко и хлебные ломтики, несет трясущимися от старости, заботливыми руками миску на улицу, спускается с крыльца, держась за поручень, долго и осторожно ставит на асфальт. Каких усилий ему это стоит, видно по тому, как трудно ему наклониться или присесть. Выпрямившись, наконец берется за перила обеими руками, опирается на них и говорит с кошкой, пока она ест.
С дедушкой никто не общается из-за стереотипа, созданного его едкой, вечно возмущающейся соседкой, которая недовольна любым шорохом в других квартирах.
Бездомная кошка вышла на подиум во время модного показа и стала главной звездой
Но стоило все-таки заговорить с ним, как хрипловатым и совсем уже слабым голосом он отвечал, что кошка — его стимул жить. Забота о ней поднимает дедушку каждое утро, обязывая приготовить еду — себе и ей, поесть самому, чтобы не оставили совсем силы, и ритуально, с чувством долга и жизненной надобности спуститься и покормить белую беззаботную красавицу.
— Хорошая кошка, своенравная! Заботиться о ней некому, она ничья, а мне важна очень. Она не просто кошка, она мой друг. Как жена али дите малое, которое требует заботы мужской, обеспечения, — говорит он и, щурясь, смеется.
Заботиться о кошке могут и другие жильцы, какое-то время даже стояли чашки под кустами. Но потом все вступили в негласный сговор, уступив дедушке "почетную миссию", понимая: его поколение воспитано так, что им нужно быть нужными, нести миссию дарения, помогать слабым. Ему самому, чтобы жить, нужно двигаться. Пока приготовит (главное — не только для себя, а еще для кого-то!), пока спустится да поднимется по лестнице и крыльцу, дедуля физически упражняется. Лежать в постели их поколение не умеет, да и опасно. Выходит, пока кормит кошку, чтобы жила, и сам живет.